Выбрать главу

А сейчас… Черт бы его побрал! Лежать притаившись! На этой промерзшей, забытой богом земле! Да он давно бы уже превратился в сосульку. В бездыханную ледяную глыбу. В мертвеца! Вот что было бы из него, если бы он действовал по уставу.

Нет, он будет двигаться, покуда жив. И выживет. Во что бы то ни стало выживет. Для этого у него есть фляга, в которой на донышке булькает не разбавленный шнапс, а крепкий ямайский ром. Подогретый огненным напитком, ефрейтор подпрыгивает и будет прыгать до самого утра, потому что движение, как и ром, согревает кровь. Проклятая ночь! Собачья жизнь! Жалкая судьба!

Любопытно, кто сейчас нежится там, в теплой каморке, в объятиях смуглянки Анджелины? А еще интереснее, кто спит с его собственной женой, худенькой, невзрачной, но хитрой, как кошка, Мартой. Есть ли еще у него домик, бакалейная лавочка, фрау Марта Мюллер, их сыночек Отто? И существует ли вообще на свете живописный Радебойль — спокойное предместье суетливого Дрездена? Дрезден часто подвергался ударам с воздуха…

Главное сейчас — выжить. Не замерзнуть, не упасть от пули и осколка, не умереть от тифа или туляремии. Во что бы то ни стало выжить! Любой ценой! Фюрер тоже не дремлет. Фюрер видит на десятилетия вперед. Уже по дороге сюда Мюллер сам читал в «Фолькишер беобахтер» о грандиозном плане генеральной реконструкции рейхстолицы — Берлина. Какие там будут сооружены здания, мосты, объездные дороги! Да, фюрер верит в победу. А доктор Геббельс по радио твердо пообещал новое, неслыханное до сих пор оружие. Держись, Бертольд, еще не конец!

А все же — невыносимый холод! До сумасшествия, до потери сознания. Уже и спасительный напиток выпил весь без остатка, а рассвет все еще не наступает. Как ни двигайся, как ни подпрыгивай — погибель берет за глотку. Ноги закоченели, не слушаются. И тени… Что это за тени? Хальт!..

Тысячи искр вспыхнули у него в глазах. Кто-то рванул за ноги, Мюллер свалился навзничь.

Непейвода и Лихобаб свое дело знали.

5

У сержанта Галины Мартыновой маленькое, ничем не примечательное личико с острым подбородком и похожим на кнопку носиком. Волосы русые, почти бесцветные, такие же и брови. Единственное, что выделяется на этом обыкновенном и все же чем-то привлекательном лице, — большие, неспокойные глаза. Цвет этих глаз не то темно-желтый, не то светло-коричневый — сразу и не определишь.

Видимо, за эти опьяняющие глаза и полюбил Петр Бакулин свою Галинку. А может, за искренность, сердечность, за детскую беззащитность в страшном военном водовороте…

К ухаживаниям героического комбата Галина отнеслась с предубеждением. Слухи о его поведении на Урале каким-то образом дошли и до нее.

Сержант Мартынова — маленькая частичка штабной машины, точнее, нерв, который активно действует в период подготовки операции. В бою связь осуществляется при помощи радио. Галя хорошо знает командиров подразделений, со всеми у нее хорошие, деловые отношения. Бывая в штабе, они часто заходят к ней, кто по делам, а кто просто так — отвести душу. Есть какое-то особое удовольствие в том, чтобы хоть на минутку забыть о жестоком военном быте и переброситься, пусть несколькими словами, с приветливой девчонкой, которая даже в вылинявшей гимнастерке сохранила детскую искренность и женское очарование.

Чаще других заглядывал к маленькой радистке Петр Бакулин. Началось это еще тогда, когда бравый уралец носил звездочки капитана и командовал ротой. Звание майора ему присвоили одновременно с награждением Золотой Звездой Героя за то, что его рота с ходу форсировала Вислу и закрепилась на левом берегу реки, в районе Тарнобжега. Это была существенная помощь соседней армии, которая в тяжелых боях удерживала сандомирский плацдарм.

Петр сразу же почувствовал холодность Галины, и это задело его за живое.

Бригаду вывели на отдых и пополнение. Появилось больше свободного времени, возникло настроение минутной размагниченности, проснулась жажда жизни. Галю и других девчат влекло кино, танцы, развлечения местной молодежи.

А Петр Бакулин переживал сложный этап в своей жизни. Некогда беззаботный юноша стал теперь возмужавшим воином. В первых же боях он осознал, что век танкиста недолог. Казалось бы, если до сих пор ты умел брать от жизни все, что дают молодость и красота, то теперь бери тем более. Завтра, быть может, твой последний бой. Но Петр думал иначе. Если останешься в живых — хорошо, а если нет — то кто же останется после тебя? Хотелось как можно прочнее утвердиться на житейской ниве, чтобы первый слепой случай не вырвал тебя начисто, с корнем…