«Рашпилем» они называли чистый спирт, настоянный на остром красном перце.
— За левый берег Одера! — провозгласил командарм.
— За взаимодействие с танкистами! — добавил начштаба.
Выпитая рюмка адского напитка поднимала настроение, возбуждала аппетит.
— Это как понимать — взаимодействие? — в лоб задал вопрос комбриг. — Я хотел бы условиться, товарищ командарм…
— Андрей Викторович только что из Москвы, — прервал его Нечипоренко, кивнув в сторону члена Военного совета. — Был наверху, — подчеркнул он многозначительно.
— Да, — коротко ответил Маланин. Он перестал улыбаться, не по летам моложавое лицо его стало серьезным. — Назревают серьезные события.
— Берлин берем, это ясно, — безапелляционно заявил Корчебоков.
— А дальше что? — не унимался командарм.
— Дальше? — включился в разговор Иван Гаврилович. — Дальше тоже словно бы ясно: заканчиваем войну…
Командарм вспыхнул.
— Во-первых, неизвестно, какие сюрпризы готовит Гитлер.
— Да, — поддержал его член Военного совета. И обратился к Березовскому: — Вы слыхали о выступлении Геббельса перед солдатами фольксштурма?
— О новом секретном оружии? — оживился Иван Гаврилович. — Пропагандистский трюк!
— Если бы так, — вздохнул Маланин. — А Фау-2, которые наносят удары по Британским островам? Разве это пропаганда? Скорее всего, это начало новой эры в производстве средств массового уничтожения. Еще два года назад Гитлер, Кейтель, Йодль и Шпейер в бомбоубежище Растенбурга просматривали снятый на пленку полет реактивной ракеты А-4. Ее конструктор профессор Браун с тех пор работает не покладая рук. На островах Балтийского моря у гитлеровцев есть специальная экспериментальная база.
— А в области авиации? — полюбопытствовал командарм.
— И в авиации, — согласился Маланин. — Инженер Вилли Мессершмитт создал реактивный вариант своего истребителя под маркой Ме-262, а его коллега Хейнкель сконструировал реактивную машину Хе-280. Обоих конструкторов поддерживает Геринг.
Неслышно, будто сквозь стену, появился Рогуля. Ни дверь, ни половица не скрипнули при этом, никто и не заметил, как капитан вошел. В конце концов на то он и адъютант.
— Товарищ командующий, прошу прощения… На проводе — «Первый»!
Командарм торопливо поднялся, держась, однако, с достоинством. По длинному коридору, который отделял их от узла связи, он шел неторопливо, широким шагом.
— Забеспокоился наш «Первый», — добродушно сказал начальник штаба. — Пошли и мы послушаем.
Нечипоренко сжимал в руке трубку ВЧ, стоя по команде «смирно».
— Слушаю… Так… все готово, товарищ «Первый». Полная договоренность, товарищ «Первый». Он сейчас здесь. Слушаю, товарищ «Первый».
И молча протянул трубку Березовскому.
Знакомый, хриплый, простуженный голос.
— Здравствуйте, Иван Гаврилович.
— Здравствуйте, товарищ «Первый».
— Рад, что вы нашли общий язык с «Пятым».
Березовский вспомнил, что «Пятый» — это Нечипоренко, а «Первый» объяснил:
— Человек он сложный, но военачальник отличный. Желаю вам успеха, а неуспеха…
— Быть не может! — комбриг закончил за маршала его излюбленную фразу и положил трубку на рычаг аппарата. — Ну вот и все.
— Что он сказал? — спросил командарм.
— Пожелал успеха.
— Понятно. Итак, начинаем.
— Я от своей оперативной задачи не уклоняюсь, — упрямо повторил Березовский.
— Благодарю за разъяснения, — сухо произнес Нечипоренко. — Сегодня же пришлите офицеров связи.
— Присылайте прямо ко мне, — сказал Корчебоков и велел телефонистке: — Соедините меня со всеми нашими хозяйствами.
— Есть, товарищ генерал.
— До встречи в Германии, — протянул Березовскому руку командующий армией.
— А Терпугову передайте, — добавил Маланин, — чтобы информировал меня о каждом контакте с немецким населением. Это очень важно.
Еще минуту, еще миг назад здесь стояла непуганая предрассветная тишина, серая насупленная темнота; висели неподвижные косматые тучи, белый, стерильно-чистый снег стлался по земле, мягко, неслышно, вот так и сеялся бы, наверное, целый день. Но вдруг не стало ни дня, ни ночи, ни туч, ни снега, ни рассвета, ни тишины.
Тысячи орудийных стволов, сотни минометов и реактивных установок извергали десятки тысяч тонн металла и огня на укрепленные позиции врага. Залп за залпом, взрыв за взрывом. Уходили секунды. Минуты. Час. Полтора.
Березовский стоит на покатом пригорке, смотрит в бинокль. Танки, его танки, его стальные крепости, его грозные «коробки», включив электростартеры, громко прогревают двигатели и медленно, будто допотопные динозавры, выползают на рубеж атаки. Группируются острым клином, на острие которого — первый батальон, возглавляемый командирским танком Петра Бакулина. За ним занял позицию танк командира роты старшего лейтенанта Коваленко. Далее разворачивают боевые порядки остальные роты первого и второго батальонов, держась позади тральщиков. Танки-тральщики должны «вытоптать» вражеские минные поля, обезвредить их. Каждый танк имеет прикрепленные к бортам два сосновых бревна, чтобы преодолевать другие противотанковые преграды.