Курт поднял разбитый радиопередатчик: лучше бросить его в воронку. Правда, оттуда доносится невыносимый смрад. Защитники Бисмаркплаца сбрасывали трупы в ямы, не имея времени закапывать их. Зато там никто не будет искать следов его нелегальной деятельности.
Курт в последний раз взглянул на семиэтажное здание, в котором провел много тревожных и бессонных ночей. У него здесь было вполне респектабельное жилье, а передачи он осуществлял из разных мест. Дьявольски неспокойная работа! Хорошо, что он действительно был квалифицированным слесарем и устроился на очень удобную службу: всегда его вызывали срочно, всегда он куда-то торопился, бежал со своим чемоданчиком с инструментом.
Ближе к воронке смрад усиливался, и Курта затошнило. Он вспомнил, что давно, очень давно ничего не ел. Смрад вызвал судорожные спазмы в желудке. Леший с нею, с этой воронкой, лучше уж бежать куда глаза глядят. Курт швырнул передатчик в густой куст жасмина, который вот-вот должен был расцвести. Курт решил пробежать мимо отвратительной ямы, закрыв нос. Но навстречу ему поднялось вдруг какое-то чудовище. Курт оцепенел: галлюцинация? Мертвец, который ожил? Кажется, так. Идет на него, сверкая одним глазом. Вместо второго кровоточит рана. Безвольно свисает искалеченная правая рука. Что ж, по крайней мере, не будет стрелять.
Форма на нем в кровавых пятнах. На петлице двумя зигзагами буквы СС. Раненый эсэсовец (или привидение с того света) схватился левой рукой за тонкий пенек срубленного осколком деревца. Вместе с обрубком он очумело покачивался на худых ногах, обутых в ботинки с крагами.
Чтобы выбраться из забаррикадированного двора, вокруг которого еще шел бой, нужно было двигаться только вперед: в углу, возле гидрокрана, есть канализационный люк, ведущий в подземелье. Курт заставил себя двигаться. Ведь этот полутруп не сможет остановить его. Однако эсэсовец остановил громким и властным «Стой!» Курт был просто поражен — откуда в этом искромсанном теле такой громкий голос?
Уставившись на Курта единственным глазом, эсэсовец резко спросил:
— Который час?
От неожиданности Курт растерялся. Он не знал, который час. Он забыл, какой сегодня день. И даже какой месяц: еще апрель или уже май? Курт сказал то, что заполонило его мысли, вертелось на языке:
— Гитлера нет! Гитлер мертв!
— Что?! — дико взревело чудовище.
Курт повторил с наслаждением:
— Мертв! Мертв! Мертв!
— Врешь, собака! — взревел полутруп. — Скажи мне, который час, я жду сигнала атаки. Мы спасем фюрера. Мы… — обернувшись к клоаке, от смрада которой Курт задыхался, он рявкнул: — За мной!
Оттолкнувшись от пенька и утратив равновесие, упал навзничь, назад в яму.
Командный пункт отдельной танковой бригады снова разместился в подвале, но уже в нескольких километрах от филиала Дрезденского банка. Это была глубокая сырая пивная, где не только давно опустошенные и заплесневевшие бочки, но и закопченный бетонный свод и влажные каменные стены насквозь пропахли крепким баварским хмелем.
Бои шли в центре Берлина. Обстановка усложнялась с каждой минутой. В очищенные кварталы снова врывались гитлеровцы, отсиживавшиеся в многочисленных казематах и бомбоубежищах, имевших между собою подземные сообщения. Оказавшись в тылу советских войск, они били им в спину.
Распространился слух о смерти Гитлера, из уст в уста передавались подробности этого события, хотя никто не знал толком — истинные они, эти подробности, или выдуманные. Известно было, что застрелился Геббельс, отравив перед этим жену и пятерых дочерей. Куда девались Гиммлер, Геринг, Розенберг, Риббентроп и другие, никто не знал.
Сашко Чубчик охрип, вызывая по телефону Майстренко. Интендант молчал. Бригаду мучили голод и жажда. Комбриг послал ординарца на поиски «поэта». Уже ночь, а вокруг светло как днем от пожаров. Терпугов дремал, положив круглую, как мяч, голову на руки. Осика с помощью Катерины заканчивал предварительный допрос Курта Леебе, Адама Фихтеля и Вантанг Мани.
Странный человек эта Катерина! Прижалась к нему тогда, перед нацеленным стволом вражеского танка, обожгла душу и снова застеснялась, отдалилась. Глаза светятся, щеки осунулись, наверное, голодна. Самого Березовского тоже мучил голод. Неожиданная стычка с «тиграми» и «фердинандом», во время которой погиб Тищенко, затяжной бой на Бисмаркплац, новые и новые группы изможденных берлинцев, особенно детей, с которыми делились последним, исчерпали даже личные запасы предусмотрительного Чубчика.
Но вероятно, Катерине тяжело было не только от голода и жажды. К этому ей не привыкать. Скорее всего теперь, в преддверии конца войны, девушка с новой силой почувствовала тяжесть и горечь искалеченной юности…