Зазвонил телефон. Платонов, оборвав песню, схватил трубку, откликнулся и шепотом сообщил:
— Будет говорить «Шестой».
— Командарм, — вырвалось у комбрига, хотя присутствующие и так знали условный номер командующего армией.
Офицеры сразу же подтянулись, прогоняя усталость и сонливость. Внимательно слушали, но по отрывистым ответам комбрига трудно было что-нибудь понять. Закончив разговор, Березовский объяснил суть дела так же лаконично, как отвечал «Шестому».
— Приказано к десяти ноль-ноль штурмом овладеть центральной казармой войск СС берлинского гарнизона. В казарме окопались головорезы, прикрывающие выход в район Бранденбургских ворот и рейхстага.
Лирическое настроение испарилось. Все понимали важность и трудность задачи. Быть может, и последней на этой войне.
— Полундина ко мне, — приказал комбриг ординарцу.
Через минуту комбат 1 получал по карте задание: пока другие подразделения будут штурмовать казарму, обойти ее по коридору, проложенному сквозь стены соседних зданий.
— Вот так, — ноготь рассек квартал пополам.
Тут же, по телефону, комбриг отдал приказ саперному взводу запастись толом и идти на операцию вместе с батальоном Полундина.
— Я тоже иду с вами, — сказал Полундину Иван Гаврилович.
По берлинским улицам мчатся тридцатьчетверки Полундина. Впереди с гвардейским знаменем — флагманский танк комбрига. Знамя держит, стоя на броне, старший лейтенант Горошко. Комбриг Березовский из открытого люка башни осматривает пылающие руины.
За танками — бронетранспортеры саперов и штабной виллис с замполитом Терпуговым и переводчицей Прокопчук. Осика устроился на броне Т-34 комбата Полундина. Никольский на бронетранспортере с саперами, Майстренко оставлен на КП для связи с Гринштрассе и тылами.
Передний край утопает в дыму и пыли. Повсюду пылало, тлело, дымилось, выедало глаза, но даже ближайший тыл не сравнишь с передовой. Там хоть как-нибудь можно дышать. Тут горит и дымит все, даже железо и камни.
Кто-то подрывал многоэтажное здание, кто-то подкапывался под другое, чтобы пробраться туда; кто-то гранатой выбивал дверь, а кто-то прыгал в окно. Но в этой безумной феерии взрывов, орудийных выстрелов, залпов «катюш», вое мин и трескотне пулеметов — всюду, всюду, всюду личная инициатива офицеров и бойцов согласовывалась с единым замыслом и планами командования.
Когда в этот спланированный хаос прибыли свежие силы, чтобы занять свое место и выполнить задание, от действующих батальонов Чижова, Бакулина, Осадчего мало что осталось.
Петр Бакулин свирепствовал:
— Гады! Воевать по-человечески не умеют. Залезли в щели и швыряют фаустами. Разве это война?
Он почернел с ног до головы: сапоги, комбинезон, бинты на руках, лицо, шлем — все в копоти, в саже, в пыли. Бакулин сердился, но и радовался одновременно: пришла подмога.
Уже давно рассвело, хотя смену ночи и дня в этом мраке трудно было определить. До окончания срока, отведенного на выполнение задачи, осталось около трех часов. Эсэсовцы превратили свою центральную казарму в настоящую крепость. Все подступы к ней простреливались из огневых точек, расположенных в подвалах, на балконах, в дверях и окнах, на чердаке и на крыше. С обоих боков плотно прижались жилые кварталы, узкие улицы между ними и казармой забаррикадированы и заминированы. Взять казарму можно только обходным маневром, как и предусмотрел комбриг. Он повторил Полундину свое прежнее приказание:
— Пробить коридор через здание.
— Невозможно, товарищ комбриг, — возразил Полундин, — через дома невозможно.
— Почему? — спросил Березовский.
— Посмотрите.
Иван Гаврилович взглянул на здание и все понял: в окнах мелькали тени перепуганных людей.
— Кто эти люди? Откуда они здесь?
Осика уже собрал информацию.
— Это жильцы, товарищ комбриг. Им запрещено выселяться отсюда.
— Кто запретил?
— Комендант казармы.
— Живой заслон?
— Да.
— Сволочи! — ругался Бакулин.
За короткий миг нужно переосмыслить обстановку, окончательно решить, что делать. Взрывать дома с женщинами и детьми? Нет, отпадает. Эвакуировать мирное население… Куда? Под огонь эсэсовских пулеметов? Те не помилуют, будут стрелять. Да и времени нет. Посоветовавшись с Терпуговым, Никольским и комбатами, комбриг решился на единственно возможное: при помощи бога войны таранить казарму в лоб.
Командир артиллерии Журба за эти дни казался совсем миниатюрным, будто высох, стал ниже ростом. Однако энергии в нем не уменьшилось. Задачу понял: бить прямой наводкой главным образом болванками. Сделать пролом. Завершат дело танкисты и автоматчики.