Когда мы покидали пределы шикарного сада, до меня долетели встревоженные голоса лакеев, а может быть и самого графа Рибозы. Вероятно, они обнаружили следы таинственного незнакомца.
Я подозвал возницу, шепнул ему на ухо наставление и приказал гнать до самого города. Череда неприятных совпадений играла не в мою пользу. Мельком оглядев камзол, я обнаружил на нем пару угольных следов и распоротое плечо. Теперь моей персоной наверняка заинтересуются королевские ищейки и не отвяжутся до тех пор, пока не найдется новая жертва для подозрений.
Как-то случайно, мне вспомнился настороженный взгляд капитана Лоренцо. Нет, я просто уверен, что их визит к маркизу имел под собой нечто особенное. Рибоза, при всем уважении к графу и его отталкивающим талантам всюду совать свой крючковатый нос, никогда бы не позволил омрачать столь яркий вечер, прекрасно понимая, что в такой компании гости себя будут чувствовать весьма неуютно. Если только его намерено приставили к этому званому ужину. Но кто? Надавить на главу тайной канцелярии - практически не возможно. Правда можно еще вежливо попросить.
Но кто этот влиятельный человек?
Кандидатура Его величества возникла у меня случайно. Других претендентов на это звание, увы, не нашлось.
Зная короля не так хорошо, я все-таки был уверен, что дело здесь весьма щепетильное. Иначе уже все дворовые канарейки щебетали бы направо и налево, разнося слухи Мариатского двора. А там глядишь и каждый дворовый балабол шуршал бы беззубым ртом, раздувая маленькую оказию до вулканических размеров.
Заинтригованный собственными рассуждениями я даже не заметил, как карета ворвалась в туманную пелену, опутавшую город на воде. Наш плавучий и непотопляемый символ человеческого мужества сотканного из тысячи узких каналов и упрямого благоразумия, которые не позволяли мостовым окончательно погрузиться под воду, встретил меня феерией праздника. Пантеон величия и безумия, веселился! Но до эпицентра карнавала еще надо было добраться, а пока я проезжал Лохматые трущобы.
Вооружившись платком, я отстранился от окна. Ужасное зловоние ударило в нос. Очистные сооружения функционировали летом из рук вон плохо и никакая магическая сила не могла заставить город перестать смердеть как столетний старик.
Аккуратнее, Трипли, - приказал я вознице.
Пытаясь скорее добраться до поместья, тот готов расстараться и загнать новую пару лошадей, списав их бледный вид на дурное влияние планид и прочую ерунду. Что поделать, такой у меня кучер - в меру вольнолюбивый и отрешенный от мирской суеты.
Я машинально выглянул в окно, приметив двух женщин полощущих старые тряпки у Львиного моста: мрачные одежды, протертые до дыр платки, серые, словно дорожная пыль, лица. Безликий Мим! Когда же наш мир избавится от подобного отрепья, позволив наслаждаться жизнью только избранным?
Немного не рассчитав, возница слишком сильно прижался к краю, заставив одну из товарок, напугано взвизгнуть и спасаясь от неминуемого наезда, сигануть в воду. От души посмеявшись, я решил наградить Трипли за усердие и пообещал ему полноценный серебряный суон[1], если он повторит этот трюк. В ответ раздался залихватский свист и слуга пришпорил коней. Отклонившись назад и уткнувшись в мягкую спинку сидения, я устало зевнул и мгновенно провалился в приятное забытье.
Но сон мой продлился не долго. Едва приятная слабость поработила все тело, как послышался противный треск. Звук был таким громким, что я едва удержался от крепкого словца. И только открыв глаза, понял - мой слуга тут абсолютно не причем. Дорогу карете перегородили бродячие комедианты.
Театр ля Конте вызывал горячую любовь у простолюдинов и жгучую ненависть у дворян. Эти варвары умудрялись так ловко высмеять наши самые высокие помыслы, что толпа просто боготворила их, несмотря на многочисленные запреты королевского двора. Бывали случаи, весельчаков ловили и прилюдно высекали мокрыми прутами. Но вместо страха и уважения, власть добилась лишь большей неприязни. Челядь ликовала. И даже во время прилюдной порки, когда артист начинал петь и весело хохотать, провозглашая в адрес короны скабрезные шуточки, толпа взрывалась овациями. Отвратительное зрелище! Позднее, королевские экзекуторы одумались и послали подобные методы к чертям собачим! Самый ужасный страх - это смерть, а полумерами эту дурь из артистов и пустоголовых горожан не выбьешь.
Думаю, распоряжение о тайных казнях подписал именно граф Рибоза. Он всегда умел держать своих подопечных в тисках ужаса. С одной оговоркой: в числе тех, кто трясся перед ним как осенний лист, были не только жалкие работяги, но и представители богатейших домов королевства. Глава тайной службы никогда не пасовал перед известными именами. Только Его величество и честь короны, два идола, которые имели для него реальный вес - все остальные были, есть и оставались обычной грязью, от которой надо избавляться крепко топнув каблуком.