В задней комнате «Колокола» обычные музыканты играли свой последний сет. «King Porter Stomp», «Marmalade для кларнета», «Way Down Yonder In New Orleans». Резник кивнул нескольким знакомым лицам, купил пинту Гиннесса и прислонился к углу бара.
Когда группа заиграла «Блюз Диппермута», и трубач сыграл, нота за нотой, те же самые три приглушенных припева, которые Джо «Кинг» Оливер впервые сыграл в 1923 году, Резник понял, что если он и не на небесах, то, по крайней мере, , в те моменты с миром все было в порядке.
— Какого черта ты здесь делаешь? — спросила Норма Снейп, вернувшись после обычного воскресного обеда в пабе.
Ее дочь Шина растянулась на диване и смотрела по телевизору омнибус жителей Ист -Энда. — Я живу здесь, не так ли? — ответила она, не отрывая глаз от телевизора.
— Я этого не замечала, — сказала Норма, взглянув на экран за мгновение до того, как отправиться на кухню.
«Мама…»
"Что?"
— Сделай нам чашку чая.
В саду за домом собака копала большую яму с явным намерением закопать ось и заднее колесо старой детской коляски, которую кто-то перекинул через заднюю стенку. Норма выудила две кружки из холодной, мутной воды в раковине и вытерла их кухонным полотенцем. Она пожалела, что не выплеснула пол унции Сканка, который ей предложили час назад, когда Тедди Эйлс ясно дал понять, что готов принять оплату натурой. И теперь прыгающая собака поняла, что она вернулась, и залаяла на дверь. Иисус Х. Христос! Хороший толстый косяк был тем, что ей было нужно, чтобы провести остаток дня.
Шина неохотно перекинула ноги, позволяя маме сесть.
— Я снова вызвала полицию, — сказала Норма.
"Так?"
— Значит, они спрашивали о тебе.
"А что я?"
— Ты и этот твой приятель…
— Диана?
«Я не знаю, как ее зовут. Вы оба замешаны в каком-то деле в Лесу, в какого-то парня стреляют.
— Это не имело к нам никакого отношения.
— Ты был там, не так ли? Ты говоришь мне, что они лгут? Сказать мне, что это не так?
Шина вскинула голову.
«Ты должна быть осторожной, моя девочка, тусоваться с такими людьми».
"Как, например?"
"Знаешь."
— Боже, — воскликнула Шина, — ты удивляешься, что я никогда не возвращаюсь домой? Наг, наг, наг. Ты понимаешь меня, как только я вхожу в чертову дверь.
— И следи за своим языком.
— Ага, черт возьми. Шина потянулась за чаем и снова выругалась, проливая немного его себе на ногу. Если бы только ее мать перестала стонать и позволила ей посмотреть телек. Не то чтобы она много знала о том, что происходит. Те же старые лица, говорящие те же старые вещи. То, что тренировало разум Шины, было то, что было завернуто в пару грязных полотенец под раковиной Дианы, сувенир, который они вдвоем привезли контрабандой из той ночи в Лесу, пистолет, из которого Дрю Валентайн выстрелил брату Дайаны в голову.
Резник проковылял весь день: косил то, что полушутя называл газоном; болтал по телефону со своим другом Марианом Витчаком; заварил чай; вздремнул; просмотрел глянцевый буклет, рекламирующий джазовые компакт-диски. Он знал, что Ханна поехала к своей матери на обед, опасаясь еды, которая неизбежно будет испорчена известием о предстоящей повторной женитьбе ее отца.
Поэтому, когда ранним вечером раздался звонок в дверь, он предположил, что это Ханна, вернувшаяся с выполнения своих нежелательных обязанностей и нуждающаяся в небольшом отдыхе и расслаблении.
Но это была Линн Келлогг, слабо улыбавшаяся ему с порога, надеясь, что она его не беспокоит, но если есть шанс на чашечку кофе.
Линн взяла Бада на руки и баюкала котенка, гладя его, а он мурлыкал и прижимался головой к ее шее, к нижней стороне ее подбородка. Резник смолол кофейные зерна и предложил бутерброд, который был с благодарностью принят.