Они сидели в мягких креслах, которые были старыми и нуждались в замене, когда Резник и его бывшая жена Элейн сидели в них шестнадцать лет назад.
— Нет музыки? Линн сказала с улыбкой.
Резник достал с полок что-то успокаивающее, Бад Шэнк и Лауриндо Алмейда играли босса-нову, поношенные и успокаивающие. На середине первой стороны Линн отложила тарелку и начала рассказывать о больнице, болезни отца, душевном состоянии матери. Когда она прервалась, чтобы понюхать слезы, Резник молча ждал, пока она восстановит самообладание; и когда слезы полились снова, на этот раз неудержимые, он пересек комнату и обнял ее, прижав лицо Линн к своему плечу.
Никто из них не слышал, как «фольксваген» Ханны приближался к повороту дороги, машина Линн была хорошо видна в свете уличных фонарей. Ханна выключила фары, открыла дверцу машины, но выходить не стала. Через несколько минут она повернула обратно к главной дороге, развернулась и направилась домой.
Двадцать девять
Утро было прекрасным: небо было ровным, ярко-голубым, безоблачным и вроде бы чистым, а солнце, когда он вышел через заднюю дверь, моментально согрело лицо Резника. Тут и там кусты, окаймлявшие сад с трех сторон, были розовыми, белыми и ярко-красными, а вишневое дерево все еще цеплялось за большую часть своего цветка. Только сарай, в котором он держал стареющую косилку, банки с засохшей краской и свой небольшой набор садовых инструментов, был бельмом на глазу. Прошел стадию легкого ремонта, нужно было снести и сжечь, взамен купил новый. Ночью у костра, подумал Резник, он, возможно, утащит доски и подложит их к какому-нибудь общему огню.
Далеко на юге он мог видеть две группы прожекторов по обеим сторонам Трента, Форест и Каунти, а затем, поближе, вершину башни с часами, обозначающую старый железнодорожный вокзал Виктория, купол Дома Совета. поймать свет на одном конце Старой рыночной площади.
Стоя там, на задней ступеньке, он поймал себя на мысли о Линн Келлог, о печали, медленном предвкушении горя, витающих в ее глазах. Он помнил уход своего отца, долгий и медленный, густо-сладкий запах умирания, наполнявший комнату. Кожа как посеревшая бумага, ногти как рог. Слова священника. Таинство. Молитвы его матери. Остальные члены семьи его отца были евреями, практикующими, набожными. Он никогда не понимал должным образом обстоятельства, которые привели его отца к католическому воспитанию, череде перемен дома, в основном безликих дядей и неприступных тетушек.
Вернувшись в дом, он подумал о том, чтобы позвонить Ханне. К тому времени, когда он налил себе вторую чашку кофе, он передумал; если бы она хотела поговорить с ним о визите к матери, она бы позвонила.
В задней части холодильника притаился неровный ломтик перцовой салями, и он сложил его вокруг куска спелого голубого стилтона, окунув их в банку с майонезом, прежде чем положить в рот и запить яблочным соком из коробка, срок годности которой давно истек. Он ходил на работу пешком: упражнения пошли ему на пользу.
Линн была в комнате уголовного розыска, когда Резник прибыл, и его первым порывом было то, что что-то случилось дома в Норфолке, но она стояла и довольно легко болтала с Кевином Нейлором, даже смеясь, и он понял, что это, вероятно, как-то связано с продолжающимся расследованием. — Проверяю несколько зацепок на Финни, — сказала она. «Эти связи с Кэссиди. Я подумал, что могу зайти к Кэссиди, подойти к нему боком, посмотреть, смогу ли я что-нибудь вытянуть из него. Она одарила его быстрой улыбкой. — Я думал, ты должен знать.
"Да, спасибо."
— Анил, он сам связался с Финни. Скорее всего, подчиняться вам напрямую.
«После Сиддонса».
Линн ухмыльнулась. "Конечно."
— Есть новости о твоем отце? — спросил Резник.
Линн покачала головой. "Не на самом деле нет."
"Хорошо. Вы дадите мне знать? Если что-нибудь …"
"Да. Да, конечно." И она была на своем пути, через дверь.
Сворачивая на площадку, Шина изо всех сил пыталась затаить дыхание от обычной вони затхлой мочи и рвоты, а то и похуже. Хотя на улице не было даже ветерка, ветер пронесся вдоль восьмого этажа, и она расстегнула молнию своей кожаной куртки до воротника, обходя листы старой газеты и разбитые полистироловые контейнеры для еды. спешит мимо трех заколоченных квартир, еще одна с выбитой дверью и висит на единственной петле, свежие граффити вверх и вниз по коридору. Когда она, наконец, добралась до Дайан, верхняя половина двери была укреплена оргалитом, лист которого также был прибит к стене рядом. Позапрошлый раз это место было ограблено, не имея возможности пробить настоящую дверь, кто бы это ни был, он просто пробил дыру в стене и пролез внутрь. Хотя, как сказала Диана, какого хрена, по их мнению, осталось украсть после того, как они уже пять раз обыскивали ее в эту сторону Рождества, хрен его знает.