Так или иначе, среди этого хлама, откинувшись в кресле чуть ли не до горизонтального положения, устроился Николай Давыдов. Облачившийся в первый официальный день у руля корпоративной полиции в местную униформу: темно-синюю куртку, того же цвета брюки и светлую рубашку, – он пугающе напоминал предшественника трех-трех с половиной десятков лет давности, когда тот только заступал на вакантный пост. Камиллы тогда не было даже в планах родителей, когда Громов уже раздавал приказы подчиненным с этого самого места и порой из этой же самой позы. Однако она видела немало молодых фото бывшего начальника в дядиных архивах и потому не могла не отметить, как все-таки циклична жизнь в маленьких поселениях, вроде Борей-Сити. Что люди и целые поколения, сменяющие друг друга в этом бесконечном потоке времени, на самом деле ничего не меняют, а сами никуда не движутся. Приходя к концу пути, в реальности лишь вновь оказываются в его начале; словно насекомые, бегущие вперед по нескончаемой поверхности ленты Мебиуса. Николай невольно казался ей доказательством этой безумной и несколько грустной концепции.
Когда Леонова вошла в кабинет, офицер в задумчивости разбирал уже миллионную за утро кипу бумаг, оставленных предшественником. Завидев девушку, он искренне заулыбался, будто ничему в жизни не был так счастлив, как внезапно раннему появлению Камиллы на его пороге. Несмотря на внешнее сходство, Давыдов являлся полицейским и тем более человеком совершенно иного типа, нежели Василий Громов. Отнюдь не любителем просиживать штаны в управлении и, определенно, не фанатом спокойной бумажной работы, которая для того была подобна медитации, возможности погрузиться в себя, отрешиться от мирских проблем. В том была еще одна неожиданно привлекательная черта нового начальника, которая сулила жадной до авантюризма Камилле то, чего ей, при всем уважении к человеку, приведшему девушку в полицию, не доставало первый год службы. Может, прав Антон, подумала она, устраиваясь на единственно свободном местечке в кабинете – на краешке стола, – и не следовало поспешать с выводами по поводу случившегося назначения.
Впрочем, новый старшина уже говорил, и Леоновой пришлось осечься на полумысли.
– …Потолковали мы вчера с Мининым, – невозмутимо вещал Николай, – и сошлись во мнении, что странно было бы включаться в расследование прежде, чем я в принципе освоюсь. Понимаешь? – (Камилла инстинктивно кивнула). – Вот и я так подумал, – заключил офицер. – Представляю, что вы решили вчера, когда только меня увидели.
Леонова тотчас виновато отвела взгляд.
– Да ничего такого не решили, – пробормотала она.
– Не тревожься. Знающие люди, когда я отправлялся, дали понять, что в этих местах не принято раздавать авансов. – Николай не без отвращения бросил бумаги на стол и пристально посмотрел на собеседницу, хотя та продолжала сверлить взглядом брошенный в угол дрон. – Иными словами, я был готов к холодному приему. Потому составил более-менее четкий план действий. Пока не найду нужный ритм здешней жизни.
– Звучит недурно.
– Совсем недурно, – добро усмехнулся Давыдов, и девушка, наконец, подняла взгляд. – Когда закончу изучать дела господина Громова, – продолжил Николай чуть погодя, – я хотел попросить первого помощника прошвырнуться со мной в пару мест. Узнать о положении дел из первых уст. Сама понимаешь, в Бинисе всякого наговорили, но… что они знают, верно?
Леонова, деловито насупившись, закивала:
– Ничего не понимают. Правду говорите.
– Но затем Минин заметил, что для такого задания найдется гораздо более подходящая кандидатура.
– Эта кандидатура – я?
– Разве родственные связи не делают тебя экспертом в том, что касается местных дел? – удивился Давыдов.
– Если только самую малость, – неуверенно отозвалась Камилла.
Однако скромность ее была наигранной, лукавой. Разумеется, девушка разбиралась в проистечении городских процессов лучше всякого другого полицейского, как и лучше многих жителей Борей-Сити и Запада в целом. С ранних лет, практически живя и взрослея в дядином доме, она была свидетельницей тех явлений местечковой политики и бизнеса, которые всегда происходят за закрытыми дверьми богатых особняков, а потому обходят вниманием обычных смертных. Вероятно, она сама стала бы частью этого потаенного мира, последовав по стопам взрослых кузенов, если бы только не родилась слишком пылкой личностью и не предпочитала с бо́льшим рвением крутить барабан револьвера, нежели выкручивать яйца несогласным с ней политиканам и белым воротничкам рудной компании.