Все-таки чутье не обмануло парня. Выйдя из тени, перед товарищем сначала показался Николай Давыдов. Он был бледен, как лист, весь взмокший и с потерянным взглядом. Левый рукав рубашки отчего-то был оборван, штаны все перепачканы кровью, хотя сам старшина не казался раненным. Николай с опозданием, но все же навел пистолет на оказавшегося в лифте Марка и, хотя было видно, что он не собирается стрелять, осознавая, кто перед ним, Давыдов почему-то не опускал руку. Князеву пришлось самому отвести направленное на него оружие – не сразу, но он понял, что начальник просто находится в состоянии шока. Он тогда выскочил наружу в обход старшины, и второй на глаза попалась Камилла. Девушка сидела на корточках в паре шагов ниже по коридору. Прижавшись спиной к стене, она в немой истерике сотрясала головой, словно ругаясь с кем-то. Как старшина, Леонова была не в себе.
Последним из коллег Князев заметил первого помощника Минина. Тот сидел на земле, в тени, рядом с Камиллой, но обессиленно протянув ноги и припав к опорной стойке тоннеля. Марк издалека почуял неладное. Он спросил у Антона, как тот, но парень не издал ни звука. Князев принялся тормошить товарищей. Ни Давыдов, ни Леонова не желали даже смотреть на Марка, не то что говорить с ним. Пришлось, переборов сковывающий ужас, самому подойти к первому помощнику.
Эту роковую минуту Князев, пожалуй, запомнил на остаток жизни. Опустившись перед Мининым, офицер будто ощутил удар наковальней в затылок. Ноги подкосились сами собой. Марк, через силу сдерживая тошноту, повалился на задницу. Он долго глядел на товарища, не способный проронить ни слова, и все надеялся, что тот пошевелится, моргнет или хоть устало кашлянет. Антон не двигался. Даже не дышал. Белый, с пустыми, опущенными в пол глазами, он был несомненно мертв. Два ранения в живот – отнюдь не скорая и напрасно мучительная смерть для молодого человека. Он боролся до последнего. Сердце остановилось уже у лифта.
Когда появился Марк, руки Минина еще крепко сжимали пропитавшийся кровью рукав от рубашки старшины.
52
Как и предполагал Марк Князев, пробираясь через охваченный огнем лагерь к спуску в шахту, разбушевавшееся пожарище не осталось незамеченным жителями Борей-Сити. К тому моменту, как офицер воссоединился с товарищами в глубинах штолен, пожарная служба при поддержке колонны скорых уже неслась на всех порах в направлении моргуновского участка. Среди тех, кто решил не сидеть сложа руки в ожидании новостей, оказалось также несколько храбрецов из числа фермеров, отряд неравнодушных волонтеров от рудной компании и, само собой, старик Хоев вместе с бывшим градоначальником. Те, услышав сирены, догадались, что суматоха вызвана полицейской облавой, и потянулись вместе со всеми к шахте.
В конечном счете народищу на пепелище собралось нешуточно. Связываться с толпой моргуновские головорезы желания не показали. Вопреки якобы незыблемой верности монете, они разом плюнули на лагерь и, точно тараканы, разбежались по степи врассыпную.
Другими словами, когда последние заинтересованные прибыли на объект, так величаво нареченный хозяином «Ковчегом», то нашли его почти пустынными развалинами. Несколько построек в южной части лагеря еще догорало под надзором пожарных, а из людей бизнесмена остались только самые глупые и те, кто оказался ранен и надышался дымом, так что не сумел унести ноги. Хоев с Леоновым спешно, не обращая внимания на предостережения пожарных, стали бродить между сгоревших дотла бараков в поисках следов товарищей и, к собственному ужасу, вскоре наткнулись на обезображенные останки Максим. После того, как пошла суета, тело девушки так и не перетащили в шахту, так что все время оно пролежало посреди лагеря, сокрытое за автомобилями. От дикого жара горящих вокруг построек пластик, в который был закутан труп, весь расплавился, и потому Сергей Леонов, которому не повезло отыскать Макс, поначалу не узнал ее. Увидев женское тело и полицейскую форму, он инстинктивно принял ее за Камиллу, и бывшего мэра от ужаса стошнило. Когда на отчаянный крик приковылял старик Хоев, то сразу опознал Максим. Будучи теперь в таком возрасте, когда дозволено болтать все, что вздумается, не страшась чужого гнева, Борис изрек, мол, «дура сама виновата».