Давыдов в целом был солидарен с девушкой, но, кроме того, полагал, что немыслимое предложение Михаила исходит скорее из отчаяния, нежели здравого смысла. Опустившись на колено перед бизнесменом, он спросил:
– Зачем нам идти на сделку с дьяволом? Может, этому признанию не было свидетелей, кроме нас, однако… как я сказал, кто-нибудь из твоих многочисленных прихвостней, которых мы отловили, обязательно тебя сдаст. Твои деньки на свободе сочтены.
– Ну-ну… А *я* сказал, что необходим корпорациям, вроде «СидМКом», как воздух, – впрочем, упорно не сдавался Моргунов. – К тому времени, как кто-то из моих ребяток струсит и расколется, ваших с Милой задниц уже не будет в корпоративной полиции. Они вышвырнут вас, чтобы назначить кого-то более… гибкого что ли. Мне же – устроят показательную порку. Отнимут часть средств. Может, крепко прижмут по одному-другому направлению. Подгадят с недвижимостью на Треугольнике. Уж Майк Макаров похлопочет для хозяев, когда изберется градоначальником. Вы ведь в курсе, что все мэры – лишь корпоративные куклы? Я полагаю, в само́м кресле градоначальника есть этакая дырка в неудобном месте, куда боссы из Большого Кольца суют свои загребущие ручишки, чтобы играться мэрами, словно чревовещателями… – Михаил злобно посмеялся: – Омерзительно, не так ли? Но факт. Майк позабудет обо всем, что я натворил, если сверху прикажут. Такова судьба игрушек в руках сильных мира сего.
– Говоришь, у нас нет выбора?
Моргунов через боль пожал плечами.
– Есть, – наконец произнес он. – Просто неприятный. Вы можете поступить по совести, сдав меня. В этом случае, почти наверняка, «СидМКом» уничтожит вас, предпочтя сохранить в городе статус-кво. Или же… – бизнесмен выдержал драматичную паузу, – можем позабыть разногласия и вместе повести Борей-Сити в будущее. Сделать его оазисом в пустынном краю. Заставить цвести, как райский, сука, сад. Придется лишь чуточку пренебречь принципами…
Моргунов говорил еще около минуты, пока совсем не лишился сил, но Николай уже не слышал его слов, потому как внутренний голос, разразившийся тирадой в голове, звучал куда громче. Старшина вдруг осознал, что они поставили себя в безнадежное положение. Выйти из него невредимыми казалось неосуществимой задачей. Давыдов искоса смотрел на беглеца, то ехидно ухмыляющегося, то скрючивающегося в три погибели, и понимал, что этот человек, сколь мерзким и жалким он ни представлялся, тем не менее прав. Моргунов при всей гнилой и честолюбивой натуре был истинным провидцем касаемо самобытной фронтирской политики. Он как никто другой на Западе видел сложное течение политических настроений в Большом Кольце и правила, касающиеся ведения дел на фронтире. Вполне вероятно, решил Николай, в умозаключении Михаила велика доля отчаяния, но, как в любой грустной шутке, в нем велика и доля истины. Если корпоративные боссы решат, что лишаться Моргунова в роли конкурента невыгодно, то скорее пожертвуют пешками, чем допустят опасности для короля.
В таком случае, решил старшина, события последних месяцев не будут значить ровным счетом ничего. Ни усилия Василия Громова помочь Призракам Охоты, ни разрешение распри меж фермерскими кланами, ни спасение Майка Макарова. Ни потеря первого помощника, ни глупая, но трагичная гибель Максим. Ни договор с Констанцией. Ни многочисленные жертвы. Столько потерь впустую; сил, потраченных зря. Столько напрасно пролитых слез. Если они с Камиллой лишатся постов в управлении, круг не разомкнется – попросту уйдет на очередной оборот. Антон бы того не хотел, пронеслось в мыслях Николая. Это, возможно, было слащаво и притянуто за уши, однако старшина чувствовал, что в долгу перед первым помощником. Не оттого, что парень бросился за друзей под пули. В каком-то бо́льшем, сакральном смысле.
На этой мысли Давыдов остановился. Он вдумчиво посмотрел на Михаила и, как бы ни было противно, произнес:
– Твоя правда, Моргунов.
– Неужто? – ехидно отозвался бизнесмен.
– Придется пойти на сделку с совестью.
Давыдов, тяжело выдохнув, обернулся к Камилле. Их взгляды встретились, и старшина почему-то сразу догадался, что Леонова восприняла его слова единственно верным образом из всех. Он понял: в ее голове только что произошло то же кипучее бурление мысли, что у него самого. Прежде Николай не испытывал такого облегчения, как здесь и сейчас, что не придется произносить вслух того, что будет долго беспокоить совесть. Уловив на себе вопросительный взгляд Камиллы, старшина только кивнул. Быстро, почти незаметно – словно удар гильотины по обнаженной шее.