Леонова тем не менее не сдавалась. По какой-то причине разговоры о произошедшем с Моргуновым она считала непререкаемым табу.
– Нечего обсуждать, – пробормотала она. – Детсад… Что сделано – то сделано.
– Мы приняли немыслимое решение. Без слов, обсуждений или взвешиваний всех «за» и «против». Мы прислушались к инстинктам… и сделали правильный выбор.
Девушка явно хотела проигнорировать реплику Давыдова, однако на сей раз не смогла. Наконец, посмотрев на собеседника, она выпалила:
– Так ты себя убедил?! – Камилла сделала глубокий вдох и, остыв, покачала головой: – Я не жалею, как поступила. Моргунов был прав. Он точно расписался на смертном приговоре самому себе, но сказал верно. Сукин сын вышел бы сухим из воды. Рудная компания спустила бы все на тормозах. Мы были глупцами, – грустно посмеялась Камилла. – Чересчур надеялись на порядочность «СидМКом». Дерьмо! Следовало действовать умнее.
– Мы действовали как могли, – отозвался Николай. – Но все же с умом.
Леонова пожала плечами:
– Я так не чувствую. Ты все болтаешь про инстинкты… – (Старшина развел руками и кивнул, мол, все так). – Но что есть инстинкт? Разум или чувства? Как по мне, – сама ответила Камилла, – это сущие эмоции. Мы приняли решение не потому, что старались защитить город или «рудников», или самих себя. Мы желали отомстить. С перестрелки на шахте, когда погиб Антон, мы только думали о том, чтобы прикончить его. Можешь врать мне в лицо, но не ври себе, что это неправда. Я чувствую то же. Я была там с тобой. Черт, – пространно вымолвила девушка, – ты не представляешь, как славно было сообщить Диане, что убийцы получили по заслугам. Разумеется, я не раскрыла *всей* правды. Она думает, будто я стреляла, спасая тебя от пули. Ты бы видел ее лицо. Она была зла, но благодарна. Она знала, что Антона не вернуть, и все-таки радовалась, что подонка, виновного в его гибели, больше нет. Мне было за счастье сообщить ей. Это нездоро́во, – схватилась за голову Леонова.
Давыдов, разумеется, поспешил разубедить подругу:
– Злиться – естественно. Мы просто люди, – с досадой произнес Николай. – То, что мы законники, не отменяет сего. Если Громов забыл поведать об таком… Что тут сказать? Видно, он был не так хорош. Впрочем, никто не идеален. – Давыдов напутственно потрепал Камиллу за плечо: – Сделай одолжение. Не смей думать, будто принятое там решение рождено одними эмоциями. Был и холодный расчет. Понимание, что мы должны поступить плохо ради общего блага. Время рассудит, правы ли мы. Сейчас… – старшина выдержал приличную паузу, чтобы Камилла наверняка услышала его, – мы нужны Борей-Сити как никогда. У нас немало работы. Нет времени на самокопание.
– Думаешь, все придет в норму? – спросила девушка.
– Нет, – не задумываясь, ответил Николай. Хотел бы ответить иначе – правда, – однако не смог. – Увы. Как раньше, не будет, – вместо этого заключил старшина.
Эти слова уже в большей степени относились к нему самому, потому как вечером того дня он принял судьбоносное решение, о котором затем жалел долгое время.
56
После откровенной беседы отношения Давыдова и Камиллы пошли на лад, и, пожалуй, вскоре между ними выработалась такая неразрывная химия старшины и первого помощника, о какой на фронтире вполне могли бы слагать легенды, но, впрочем, отчего-то не стали. Они проводили вместе много времени вне службы, и в городе даже поползли пикантные слухи по поводу полицейской парочки, однако, конечно, ни одна из таких нелепых сплетен не являлась отчасти правдой. Попросту после назначения нового градоначальника в Борей-Сити иссякли всякие поводы для жадных народных пересудов, и Николай с Леоновой попали под горячую руку толпы и одолевшую ее скуку. Ситуация усугублялась тем, что Камилла в очередной раз разругалась в отношениях, и потому немало свободного времени проводила либо в компании пребывающей в трауре Дианы, либо собственно старшины. Их с Давыдовым встречи, однако, не имели ничего общего с тем бредом, что сочиняли в «Пионере». Девушка всего-то помогала приятелю найти в городе новое жилье. Теперь, когда позиция Николая на посту не вызывала у Большого Кольца сомнений, молодой начальник впервые задумался, что пора обосноваться в городе всерьез и надолго.
Запущенный между тем процесс пополнения рядов пошел своим чередом, и в течение пары недель управление радушно отворило двери троим новобранцам. Одним из них все-таки стал вчерашний телохранитель мэра, Анатолий Борисов. Совпало, что, идя на собеседование, мужчина был готов дать незамедлительное согласие на вступление в ряды полиции, однако до последнего его мучил один скользкий вопрос. Если Камиллу как первого помощника заботила вероятность, что Борисов намерен шпионить в пользу градоначальника, то сам же Анатолий, наоборот, опасался, что его берут на службу лишь в качестве рычага давления на мэра. Когда обоюдные беспокойства раскрылись, положение оказалось скорее комичным, чем требующим какого ни то разрешения. Стороны условились не поднимать этой темы. Борису предоставили полнедели на раздумья, однако мужчина явился на другой день и подписал бумаги. Его взяли на испытательный срок, хотя всем было понятно, что Анатолий задержится в законниках как минимум до конца пятилетнего контракта.