– Ступай, – только сумел выдавить из себя Давыдов.
Девушка осуждающе поглядела на офицера и торопливо зашагала прочь. Она старалась гордо держать подбородок поднятым, как делала всегда, притворяясь перед публикой роковой дамой, но даже со стороны было заметно, что плечи ее поникли, а движения лишены прежней живости, будто частичка жизни покинула ее тело после этого внезапного объяснения. Трудно было понять, злится она на Николая или попросту разочарована им, что даже немного жалеет. За годы с тех пор, как покинула родные края, она в совершенстве овладела навыком скрывать переживания, чтобы не быть уязвимой.
Оттого, когда Бобби, пройдя дюжину метров, неожиданно замедлила шаг и обернулась, лицо ее выражало не больше эмоций, чем если бы являлось ликом безыскусно выполненного бронзового изваяния. Это внешнее безразличие испугало Николая. Он сделал шаг навстречу, чувствуя, что девушка хочет сказать что-то.
– Сд’елай нам одолжение, Дэвидоф, – наконец, подобрав слова, вымолвила Бобби. Она оставалась пугающе серьезной. – Город заждался мира и покоя. Не трусь снова. Не сбегай.
Николай хотел было улыбнуться, сказать, что не подведет, но не успел. Девушка мигом развернулась. Он понял, что она не услышит его слов. Бобби ускорила шаг. Бирюзовое платье скрылось за кроной растущего возле дорожки деревца.
Давыдов приподнял взгляд и невольно выругался. Он вдруг осознал, что ему прекрасно знакомо это деревце. Вообще место, где они стояли и вели мучительный, бесконечно тяжкий разговор. Он опустил голову, и перед ним была скамья – та самая, на которой Бобби курила в вечер их первой встречи. Такая же прекрасная, строгая и немногословная. Той коронованной звездами ночью он ворвался в ее жизнь на этом самом месте и теперь здесь же разбил сердце.
Медные гиганты-старатели оказались невольными свидетелями как началу, так и концу этой несчастливой истории любви.
57
Несмотря на одолевшую Давыдова хандру, дела в следующий месяц заметно пошли на лад. Город медленно, но верно свыкся со всеми произошедшими изменениями. Повседневная жизнь Борей-Сити приняла тот спокойный вид, которого не знала со дня пропажи Громова, но по которому многие, не признаваясь, скучали, как по пресловутым «старым добрым денькам».
Важные вести вскоре пришли из Большого Кольца. Специальная комиссия, созванная в связи с делом Моргунова, поставила точку в нашумевшей истории. Последние очевидцы были опрошены, ранее неотмеченные обстоятельства – рассмотрены, взрывоопасное политическое положение на фронтире – учтено, и чиновники корпорации вынесли долгожданный вердикт. Михаила Моргунова посмертно признали ответственным за все злоключения, случившиеся с Борей-Сити после таинственного исчезновения начальника Громова. Стравливание фермеров, подстрекательство к беспорядкам, покушение на будущего мэра, ведение антикорпоративной подрывной деятельности. Бизнесмен был прав, потешаясь над обвинениями в свой адрес. Его практически заклеймили врагом фронтирского уклада жизни. Образ Михаила в последующие недели был так усидчиво втоптан в грязь проплаченной «рудниками» прессой, что человеку, прибывшему в Борей-Сити издалека и не заставшему всех событий воочию, могло показаться, что город избавился от многолетней тирании самого Дьявола во плоти. Это был не совсем тот итог, которого добивались полицейские, думая стравить бизнесмена с «СидМКом». Впрочем, того, что случилось, было не воротить, и потому держать язык за зубами теперь всем, включая Давыдова, казалось неизбежным меньшим злом, на которое следует пойти, чтобы сохранить в поселении установившийся баланс сил.
Между тем никто из офицеров не стал бы отрицать, что в целом они избавили город от бессчетного числа темных личностей, промышлявших нечистыми делишками для Моргунова. Все, кто был захвачен в особняке бизнесмена, понесли то или иное наказание. Не имея больше влиятельного покровителя, наемники в большинстве решились на сделку с Большим Кольцом. Те, кто успел оговорить нанимателя в первую волну чистосердечных признаний, отправились отбывать сроки в трудовые зоны на Востоке, что было для них, несомненно, немалой удачей. Остальных же оставили на фронтире: быстро распределили по перевоспитательным колониям разного класса строгости, разбросанных по Западу. Там они остались отрабатывать долг перед рудной компанией. Ироничное наказание для замышлявших против корпоративного режима.