С Констанцией условились пересечься за хребтом, на стороне Сима, почти в километре от злополучной шахты. Николай промчал мимо погоревшего лагеря и не повернул головы, как будто это место не значило для него ровным счетом ничего. Когда он подъехал к условленной точке, где никто не мог увидеть их вместе, женщина уже поджидала офицера. Она облачилась сегодня в один из тех темных балахонов, в которых Призраки совершали рейды, и, оставаясь в стороне от света автомобильных фар, была практически неразличима в полутьме. Собственно, Давыдов, остановившись, сперва услышал ее голос и только затем увидел знакомую.
– Пересаживайся, – бросила та старшине, показавшись из мрака. – Дальше повезу сама.
Николай не спорил и заглушил мотор.
Пока взбирались по серпантину к лагерю, по большей части говорили о всякой чепухе. Констанция поведала уморительную, по ее мнению, историю, имевшую место несколько дней назад на раскопках. Компания юных старателей, трудившихся в грузовом отсеке, взволновала лагерь небылицей, будто в обломках корабля водится привидение. Они пробивались в один из закрытых блоков, до которого, очевидно, не успели добраться люди Моргунова, как внезапно за массивными стальными воротами, крепко-накрепко запертыми уже не одно столетие, стали доноситься престранные звуки и будто бы даже человеческая речь. Помимо того, что это было крайне иронично, что Призраки натолкнулись на призрака, явление казалось еще и непомерно жутким. Ворота не удавалось открыть несколько дней кряду – они прилично повредились при падении, – и все это время рабочим приходилось слушать доносящиеся с другой стороны вой, скрежет и пронизывающие до мурашек голоса. В конце концов кому-то в лагере пришла идея перекрыть подачу электричества во вспомогательные помещения шаттла. Разумеется, шум из-за ворот немедля прекратился. Когда Призраки пробились через полутораметровую преграду, оказалось, что в дальней части грузового отсека оборудовано своего рода жилое помещение – небольшой палаточный лагерь, по всей видимости, теми, кто спускался на планету нелегально или вперед очереди. Ушлые «зайцы» во время полета подсоединились к энергосети корабля, и питали от нее печки, рефрижераторы, экраны, словом, все, что помогало переживать недели в томительном ожидании посадки.
Крушение застало их врасплох. Бедолаги до последнего не понимали, что происходит – если кто-то чудом пережил аварию, наглухо затворенный отсек все равно стал им последним пристанищем или, говоря проще, могилой. Все их наследие свелось к тому, чтобы перепугать группку фронтирцев, откопавших корабль столетия спустя. Когда Призраки вернули питание, пережившая катастрофу техника ожила: зажужжали старые механизмы, один из компьютеров принялся проигрывать запись – наверное, аудиоспектакль. В какой-то мере там действительно было заперто привидение – призрак давным-давно утерянного прошлого.
Пускай женщина рассказывала ту историю, заливаясь горьким смехом, Давыдов нашел ее скорее печальной, нежели забавной. По-видимому, старый добрый западный цинизм здесь давал о себе знать. Констанция все же являлась таким человеком, который, видя перед собою бездыханное тело, способен только с фатализмом опытного патологоанатома заключить, что клиент решительно мертв. Рассуждения о прошлом, несбывшихся мечтах и неоправдавшихся надеждах было не в ее компетенции и даже не в ее привычках. Николай смотрел на подобные ситуации иначе. Он отчаянно цеплялся за чужие жизни, будто они еще что-то да значили.
За этой чудно́й историей незаметно пролетел подъем по склону хребта, и в следующий раз, как старшина высунулся из вездехода, они находились уже так высоко над фронтирской пустошью, что впору было пригнуть голову, боясь задеть макушкой стремительно чернеющий небосвод. Давыдов приподнялся на сиденье и глянул через плечо на север – там, у основания хребта, вновь проклюнулись неясные очертания сгоревшего лагеря. С верхотуры все казалось таким крохотным, словно это было вовсе не рабочее поселение, а лишь палаточная остановка, наспех разбитая заблудившимися впотьмах бойскаутами.
Женщина приметила напряженный взгляд спутника. Не будучи уверенной, над чем тот размышляет, она тем не менее отвлекла Николая: