Все-таки Минин прав, убедился молодой старшина, возвращаясь в штаб. Он-то здесь, а Большое Кольцо далеко, и все начальники далеко, и им на самом деле плевать на шахтерские поселения Запада. Все в этом городе долгие годы держалось на самоотверженности Василия Громова. А теперь должно держаться на нем, Николае Давыдове, а он не готов даже признать вслух, что чувствует себя вдали от дома одиноко и не в своей тарелке. Что боится до чертиков этой новой ответственности. Что не верит в собственный успех.
Что мечтает сбежать первым поездом, если только хватит духу.
12
Несмотря на безрадостный тон недели, выходные решили выбиться из общего ряда. В субботу в обед, за несколько часов до званого приема у Моргунова, на который Николай все-таки намеревался явиться с самым серьезным настроем, новоиспеченному начальнику пришло радостное известие.
Давыдову писал товарищ из Биниса. Одна из малозаметных, но влиятельных фигурок в начальстве «СидМКом». Он сообщал, что протащил запрос Николая о синтетиках-ищейках до самой верхотуры корпоративной пирамиды, и с одной из ближайших поставок в город, пока намеченных на конец месяца, управлению во временное пользование передадут полноценную поисковую группу.
Николай незамедлительно поделился этой маленькой победой с подчиненными, и если Леонова с Мининым восприняли новость даже с бо́льшим энтузиазмом, нежели сам старшина, то остальные, исключая, может, старика Хоева, который редко бывал экспрессивен, оказались не на шутку встревожены. Давыдов воспринял это так, что, в отличие от Камиллы и первого помощника, которые в той или иной степени шарят в мелкой политике, прочие представители борейской полиции не понимают, как порой заканчиваются одни партии корпоративных игр и тотчас начинаются другие. Не осознают, что ничто не остается вечным под светом Прометея. Для них переписывание старых правил, даже если это были паршивые правила, при которых начальник Громов не мог выбить для управления прокля́тый байк или одного-единственного синта-патрульного – это всегда зло, а грядущие изменения – верная катастрофа. Это оказался тот вопрос закостенелой провинциальности, с которым Николай рассчитывал не сталкиваться на первых порах, и с которым, конечно, столкнулся почти сразу.
Впрочем, Давыдов вскоре успокоился и, чтобы не волноваться зря о делах грядущих, предпочел переключиться на иную версию. Согласно ей близнецы и Максим взъелись на него только потому, что их не пригласили на прием в поместье Моргунова.
Заявленное на девять часов вечера, мероприятие в назначенный день вызвало в народе непомерное оживление. Те, кто на протяжении недели вспоминал о нем со скукой и ленивой отстраненностью, в субботу неожиданно проснулись с совершенно обратным настроением. О званом приеме говорили на каждом углу. Те, кому даже не светило приглашение, рассуждали, прибудет ли на вечер городской мэр, проводящий весь последний месяц в разъездах, чем будут почивать гостей, станут ли откровенно веселиться, вспоминая о непростом времени и немаловажной кадровой перестановке в полиции. Другие, чье появление предполагалось как должное, старались переделать дела до обеда, готовили наряды. Рестораторы и бакалейщики, которым за обслуживание вечеринки Моргунов щедро отсыпал из собственного кармана, с раннего утра целыми караванами отсылали припасы в поместье, боясь задержать мероприятие и на минуту.
Такого ажиотажа вокруг одного вечера Давыдов не встречал ни разу за проведенную в Бинисе бурную молодость. Это было, по его нескромному мнению, либо доказательством, что жителям Запада несправедливо отказывается в приобщенности к светской культуре, либо, наоборот, свидетельством их склонности к нелепому подражанию, а значит, абсолютнейшей бескультурности. Вероятно, рано или поздно Давыдов пришел бы к определенному мнению по данному вопросу. Однако после обеда он пересекся с Камиллой Леоновой, и ее замечание, что Николаю стоит продумать наряд на вечер, заставило молодого человека озаботиться уже иной проблемой.
Остановившись в конечном счете на единственном привезенном более-менее строгом костюме, далеком, впрочем, от консервативной моды Запада, но не кажущемся агрессивным для местных устоев, Давыдов встретился с первым помощником и его невестой у выхода из общежития, и был удостоен исключительно восторженных слов. Глядя на себя в отражениях магазинных витрин, Николай действительно с изумлением отметил, что костюм, еще два-три месяца назад показавшейся ему нелепым, сидит весьма недурно и даже приходится по вкусу. Темно-синие, даже темнее формы, пиджак и брюки, цветастый галстук и налаченные до искр ботинки – в Большом Кольце знакомые не признали бы его пристальным взглядом. Давыдову еще оттого было отрадно, что впервые за полторы недели в Борей-Сити он вышел из дому без револьвера, и никто не глядел на него косо по этому поводу.