Гурель поведал обо всем, что видел и что ему удалось узнать, построив свое донесение в краткой форме, к которой приучил его шеф. Но, когда он показал карточку Люпэна, господин Ленорман вздрогнул.
— Люпэн! — воскликнул он.
— Да, Люпэн, вот он опять всплыл, эта скотина.
— Тем лучше, тем лучше, — сказал господин Ленорман после недолгого раздумья.
— Конечно, тем оно лучше, — повторил Гурель, любивший сопровождать комментариями редкие слова начальника, в упрек которому ставил только чрезмерную немногословность, — тем лучше, так как вы наконец померяетесь силами с противником, достойным вас… И Люпэн поймет, кто может с ним совладать… Люпэн будет уничтожен… Люпэн…
— Ищи! — приказал господин Ленорман, обрывая затянувшуюся речь.
Звучало это, как приказание охотника, отданное собаке. И действительно, как лучший охотничий пес, умело обшаривающий кусты, живой и умный, Гурель занялся поиском на глазах своего начальника. Кончиком трости господин Ленорман указывал то на одно, то на другое кресло, на угол комнаты, точно так же, как хозяин показывает четвероногому другу заросли, купы деревьев, пучки трав.
— Ничего нет, — сказал бригадир.
— Это для тебя, — проворчал господин Ленорман.
— То есть я хотел сказать… Для вас всегда найдется много вещей, которые дают показания, словно это люди, как настоящие свидетели. Пока ясно одно: перед нами — убийство, без всякого сомнения попадающее в послужной список Арсена Люпэна.
— Первое за все время, — заметил Ленорман.
— Действительно, первое… Но оно было неизбежно. Нельзя вести такую жизнь без того, чтобы однажды, под давлением обстоятельств, не впасть в этот величайший грех. Господин Кессельбах, наверно, защищался…
— Нет, ибо был связан.
— Правда, — в некоторой растерянности признал Гурель, — это и представляется здесь странным… Зачем убивать противника, который выведен из борьбы?.. Черт возьми, если бы я взял его за воротник вчера, когда мы оказались лицом к лицу, на пороге вестибюля!..
Господин Ленорман тем временем вышел на балкон. Затем проследовал в комнату господина Кессельбаха, ту, что справа. Проверил запоры дверей и окон.
— Окна в этих двух комнатах, когда я в них заходил, были заперты, — сказал Гурель.
— Заперты или прикрыты?
— Никто к ним не прикасался, шеф. А они, правда, заперты.
Послышавшиеся голоса заставили их возвратиться в гостиную. Там они застали судебно-медицинского эксперта, осматривавшего труп, и господина Формери, следователя.
— Арсен Люпэн! — воскликнул при их появлении Формери. — Я просто счастлив, что благоприятная случайность позволит мне заняться наконец этим бандитом! Скоро он убедится, какая у меня закваска!.. К тому же, на этот раз перед нами — убийца… Ну что ж, сразимся, мэтр Люпэн!
Господин Формери все еще не мог забыть странного приключения с диадемой княгини Ламбаль и того, с каким блеском обвел его вокруг пальца Люпэн несколько лет тому назад. В криминальных анналах Парижа слава этой истории не потускнела до сих пор. Воспоминания о ней вызывали еще смех, и господин Формери в глубине души сохранил жгучую досаду и жажду взять блистательный реванш.
— Убийство налицо, — заявил он убежденно, — мотивы же мы раскроем легко. Все идет как надо. Мсье Ленорман, честь имею вас приветствовать… Я просто в восторге…
Формери вовсе не был в восторге. Присутствие Ленормана, напротив, мало радовало его, начальник Сюрте не очень-то скрывал презрение, которое тот у него вызывал. Тем не менее следователь выпрямился и торжественно осведомился:
— Итак, доктор, вы полагаете, что смерть наступила примерно двенадцать часов тому назад, может быть — больше?.. То же самое представляется и мне… Мы полностью друг с другом согласны… А орудие преступления?
— Нож с очень тонким лезвием, господин следователь, — отозвался врач. — Смотрите, лезвие вытерли от крови платком самого убитого.
— Действительно… Действительно… Следы видны весьма отчетливо… А теперь послушаем, что скажут секретарь и слуга господина Кессельбаха. Их допрос, не сомневаюсь, прольет на дело некоторый свет.
Чемпэн, которого перенесли в его комнату слева от гостиной, как и Эдвардса, пришел уже в себя от испытанного. Он подробно изложил вчерашнее происшествие, беспокойство господина Кессельбаха, объявленный заранее визит человека, назвавшегося Полковником, рассказал наконец о нападении, которому они подверглись.
— Ага, ага! — воскликнул господин Формери, — значит, был сообщник! И вы слышали его имя… Вы говорите — Марко… Это очень важно. Когда в наших руках окажется сообщник, поиск быстро продвинется вперед…
— Да, но его нет у нас в руках, — заметил господин Ленорман.
— Посмотрим… Каждому овощу — свой сезон… И тогда, господин Чемпэн, этот Марко ушел сразу же после звонка господина Гуреля?
— Да, мы услышали, как он ушел.
— А после его ухода вы ничего не слышали?
— Да… Время от времени, но очень смутно… Дверь была закрыта…
— И что это было?
— Голоса… Эта личность…
— Называйте его по имени Арсен Люпэн.
— Арсен Люпэн, по-видимому, куда-то звонил.
— Прекрасно. Мы допросим служащую отеля, обеспечивающую телефонную связь с городом. Позднее вы услышали, как он, в свою очередь, ушел?
— Он убедился, что мы по-прежнему крепко связаны, и четверть часа спустя ушел, захлопнув за собой входную дверь.
— Да, тотчас после того, как совершил свое злодеяние. Отлично, отлично… Все складывается в единую цепь. А после?
— После этого мы уже ничего больше не слышали… Настала ночь, усталость навела на меня дремоту… То же самое было с Эдвардсом… И только сегодня утром…
— Да, я уже знаю… Ну что ж, дело движется неплохо. Все складывается в цепь…
И, отмечая этапы расследования таким тоном, словно каждый был важной победой над неизвестным преступником, он задумчиво перечислил:
— Сообщник… Телефон… Время преступления… Услышанные звуки… Хорошо… Очень хорошо… Остается установить мотивы преступления. В сущности, поскольку речь идет о Люпэне, мотивы тоже ясны. Господин Ленорман, не заметили ли вы следов взлома?
— Ни единого.
— Следовательно, похищено что-то, находившееся при жертве. Бумажник его нашли?
— Я оставил его в кармане жилета, — сказал Гурель.
Они перешли в гостиную, где господин Формери убедился, что в бумажнике были только визитные карточки и документы, удостоверяющие личность.
— Очень странно. Господин Чемпэн, не могли бы вы сказать, имел ли вчера при себе господин Кессельбах какую-либо сумму денег?
— Да. Накануне, то есть позавчера, в понедельник, мы побывали в Лионском кредитном банке, где господин Кессельбах арендовал сейф…
— Сейф в Лионском кредитном банке? Хорошо… Надо поискать и в этом направлении.
— И, уходя, господин Кессельбах открыл на себя счет, сняв с него пять тысяч франков кредитными билетами.
— Отлично. Теперь все ясно.
Чемпэн, однако, продолжал:
— Есть еще одно обстоятельство, господин следователь. Господин Кессельбах, в течение нескольких дней пребывавший в большой тревоге, — я говорил вам о ее причине, о проекте, которому он придавал исключительное значение, — господин Кессельбах особенно заботился о сохранности двух предметов; во-первых — шкатулки из черного дерева, которую он для верности положил в банковский сейф, а затем — небольшого конверта из черной кожи, в котором держал некоторые бумаги.
— И этот конверт?
— Перед приходом Люпэна он в моем присутствии положил его в эту дорожную сумку.
Господин Формери взял сумку; конверта в ней не оказалось. Он потер руки.
— Итак, все складывается в цепь… Нам известен виновник, условия и мотив преступления; дело не будет сложным. Мы с вами во всем согласны, не так ли, мсье Ленорман?
— Ни в чем.
Несколько минут в гостиной царило полное недоумение. Комиссар полиции прибыл, и за его спиной, несмотря на полицейских, охранявших дверь, толпа журналистов и гостиничного персонала ворвалась в вестибюль и не желала его покидать. Как ни была известна резкость шефа Сюрте, его суровость, порой доходившая до грубости, что послужило поводом для нескольких головомоек в высоких инстанциях, — неожиданный ответ Ленормана сбил всех с толку. Господин Формери выглядел особенно озадаченным.