А там наткнулся на оконную раму, которую попытался отодвинуть. Не сумев этого сделать сразу, он внимательно ее осмотрел и определил, что она прикреплена к стене и одно из стекол в ней разбито. Он просунул руку — она ушла в пустоту. Осветив пространство за нею своим фонариком, он увидел, что это — большой сарай, гораздо более просторный, чем тот, который принадлежал особняку, и этот сарай наполнен железным ломом и другими разнообразнейшими предметами.
«Вот оно что! — подумал Люпэн. — Это слуховое окно выходит в сарай Старьевщика, на самом верху, и именно отсюда Луи де Мальрейх слушает и наблюдает за своими сообщниками, не слышимый и не видимый ими. Теперь понятно, почему они не знают своего главаря».
Разобравшись в этом, он выключил фонарик и собрался уже уйти, когда с той стороны, в самом низу, открылась дверь. Кто-то вошел в ангар, зажег свет. Он узнал Старьевщика. И решил остаться, поскольку намеченная экспедиция противника не могла состояться, пока этот человек здесь.
Тот вынул из кармана два револьвера. Проверил их действие и зарядил, насвистывая при этом мелодию, услышанную в шантане. Так прошел целый час. Люпэн начал беспокоиться, не решаясь, впрочем, покинуть свой пост.
Потекли еще минуты, полчаса, еще час… В конце концов человек внизу громко сказал:
— Входи!
В сарай проскользнул один из бандитов. Потом — второй, третий, четвертый…
— Собрались все, — хмыкнул Старьевщик. — Дьедонне и Щекастый будут ждать нас на месте. Пошли, времени больше нет… Все взяли оружие?
— Конечно.
— Тем лучше. Дело будет жаркое.
— Откуда ты это знаешь, Старьевщик?
— Я видел шефа… Говорю тебе — я его видел… Он со мной наконец разговаривал…
— Ну да! — сказал один из негодяев. — В темноте, как всегда, где-нибудь на углу улицы… Ах! Мне больше нравилось, как вел себя Альтенгейм. Знали, по крайней мере, что делали.
— А теперь не знаешь? — отозвался Старьевщик. — Сегодня мы вламываемся в дом Кессельбахши.
— А оба сторожа? Оба типа, которых там оставил Люпэн?
— Тем хуже для них. Нас семеро. Им придется вести себя тихо.
— А сама Кессельбахша?
— Кляп в рот, веревки… И доставим ее сюда… На этот старый диван… После — ждем указаний.
— Нам хорошо заплатят?
— Для начала будут драгоценности Кессельбахши.
— Да, если нас ждет удача. Но я говорю о гарантированной оплате.
— Три бумажки по сто франков вперед, на каждого из нас. Двойная сумма — после дела.
— Деньги уже при тебе?
— Да.
— В добрый час. Могут думать, что хотят, но что касается платы — другого, как этот тип, я не знаю.
И добавил тихо, так, что Люпэн едва сумел разобрать:
— Скажи-ка, Старьевщик, если придется поиграть ножичком, за это будет премия?
— Все та же. Две тысячи.
— А если это будет сам Люпэн?
— Три тысячи.
— Ах! Добраться бы до него!
Один за другим они оставили сарай. До Люпэна донеслось еще несколько слов, оброненных напоследок Старьевщиком:
— Вот вам и план действия. Разделимся на три группы. По свистку — каждый бросается вперед.
Люпэн поспешно оставил свой наблюдательный пост, спустился по лестнице, обогнул, не входя в него, флигель и перебрался через забор.
«Старьевщик прав, — думал он, — будет жарко. Ах! Им понадобилась моя шкура! Премию за Люпэна! Ах, мерзавцы!»
Он остановил такси.
— На улицу Рэйнуар!
Попросив шофера остановиться в трех сотнях метров от улицы Винь, он добрался до угла пешком. К его величайшему удивлению, Дудвиля на месте не оказалось.
— Странно, — подумал Люпэн, — полночь, все-таки, позади… Что-то должно быть не так…
Он подождал десять минут, двадцать. В половине первого — никого. Дальнейшая задержка становилась опасной. В конце концов, если Дудвиль и его друзья не смогли прибыть, Шароле, его сына и самого Люпэна было бы достаточно, чтобы отразить нападение, не говоря уже о помощи со стороны слуг.
Он приблизился к дому. Но увидел двоих человек, прятавшихся в темноте, за выступом стены.
«Дьявол, — подумал он, — это авангард шайки, Дьедонне и Щекастый. — Я сглупил — дал себя опередить!»
Там он потерял еще несколько минут. Пойти прямо на них, вывести их из строя и проникнуть в дом через окно в помещении для прислуги? Это было бы самое осторожное решение, при котором он мог увести госпожу Кессельбах и избавить ее от опасности. Но это означало бы также крушение его главного плана, того единственного случая, который позволил бы поймать в западню всю банду сразу и, конечно, самого Луи де Мальрейха.
За домом вдруг раздался свист. Начало атаки, через сад? По этому сигналу те двое бросились к окну и исчезли в нем.
Люпэн поспешил к дому, взобрался на балкон и спрыгнул в комнату. По звуку шагов он сделал вывод, что нападающие прошли в сторону сада; и слышался он так отчетливо, что Люпэн успокоился: Шароле и его сын не могли их не услышать. Он поднялся наверх. Комната госпожи Кессельбах выходила в коридор. Он вошел к ней.
При свете ночника он увидел Долорес, лежавшую в обмороке на диване. Он бросился к ней, приподнял и повелительно спросил:
— Послушайте! Шароле? Его сын? Где они?
Она пролепетала:
— Ну как же?.. Ушли…
— Как так — ушли?
— Но вы мне сообщили… Час назад… Телефонограммой…
Она подняла с ковра голубую бумажку и прочитала:
«Немедленно отошлите обоих сторожей… И всех моих людей… Я жду их в Гранд-отеле… Ничего не бойтесь…»
— Гром и молния! И вы поверили! А ваши слуги?
— Ушли.
Он подошел к окну. Три тени приближались к дому со стороны сада. Через окно соседней комнаты, выходившее на улицу, он увидел еще двоих.
И подумал о Дьедонне и Щекастом, о Луи Мальрейхе, который должен бродить поблизости, неуловимый.
«Черт возьми, — подумал он, — кажется, я горю».
Глава 7
Человек в черном
I
В ту минуту Арсен Люпэн почувствовал, что его заманили в ловушку, пользуясь способами, которые он не мог еще разгадать, но в которых чувствовались необыкновенное искусство и ловкость. Все оказалось продуманным и подстроенным заранее: удаление его людей, исчезновение или предательство слуг, само его присутствие в доме госпожи Кессельбах. Все это, очевидно, удалось его противнику благодаря удачным для него обстоятельствам, граничившим порой с чудом; могло ведь, в конце концов, случиться, что Люпэн оказался бы здесь еще до того, как обманчивое послание достигло его друзей и заставило их уйти. В этом случае произошло бы целое сражение — сошлись бы друг против друга две банды. И, вспоминая повадки Мальрейха, — убийство Альтенгейма, отравление умалишенной девушки в Вельденце, — Люпэн думал, подстроена ли ловушка для него самого, не предусмотрел ли Мальрейх скорее общую свалку, в которой погибли бы его собственные сообщники, ставшие для него теперь лишними.
Это было скорее подсказкой интуиции, мимолетной мыслью, едва коснувшейся его. Пришло время действовать. Надо было защищать Долорес, похищение которой, по всей вероятности, было главной целью нападения.
Он приоткрыл окно на улицу и наставил револьвер. Один выстрел поднял бы тревогу во всем квартале, и бандиты обратились бы в бегство.
«Ну нет, — подумал он, — никто не скажет, что я уклонился от схватки. Повод чересчур хорош. И кто еще знает, пустятся ли они бежать! Их много, и на соседей им плевать…»
Он вернулся в комнату Долорес. Внизу раздался шум. Он прислушался; и, поскольку звуки шли со стороны лестницы, запер дверь на два оборота ключа Долорес металась и плакала на диване. Он обратился к ней с мольбой:
— У вас хватит сил? Мы на втором этаже. Я помогу вам спуститься. По оконным шторам…
— Нет, нет, не оставляйте меня… Они меня убьют… Защитите меня…
Он взял ее на руки и отнес в соседнюю комнату. И, склонившись над нею, сказал:
— Не двигайтесь и успокойтесь. Клянусь, что, пока я жив, никто к вам не прикоснется.