Я надеялась на мгновенное действие настоя, потому что выносить то, что испытывала сейчас, с каждой минутой становилось все более невозможно. Похоже, я полностью осушила кружку в стремлении обезболить душу. Буляков небрежно всунул в руки рядом стоящему человеку ненужную больше посуду и посадил меня на неизвестно откуда взявшийся табурет.
Затем он что-то рассказывал, спрашивал, махал руками, но я вдруг почувствовала дикую усталость. Глаза закрывались сами собой, но я усердно пыталась разлепить веки. Мне нельзя было засыпать, это означало оставить Виктора, а вдруг, когда я в следующий раз очнусь, его уже не станет. Думать об этом было невыносимо, и я отрицательно покачала головой, не совсем понимая для чего. Явно не в ответ Булякому, так рьяно пытающемуся разузнать о моем самочувствии.
Я кое-как подняла руку и схватилась за рукав его рубахи. Хотя «схватиться» – довольно уверенно сказано. Скорее я изо всех сил пыталась удержать свою руку на его, лишь бы он замолчал и выслушал меня.
– Я не могу оставить его, – голос мой был слишком тих, и мужчине пришлось поднести ухо к самому моему рту. – Не имею права.
– Ты должна поспать, – ответили мне. – Только так ты сможешь помочь ему.
Его голос словно вводил меня в транс, но на самом деле этому способствовали неожиданное сильнейшее потрясение и настой из трав. Я уже совсем ничего не могла разобрать и прежде чем провалилась в желанное забытье, назвала последнюю просьбу.
– Пожалуйста, не дайте ему умереть.
Глава
III
Когда я открыла глаза, вокруг стояла полнейшая тишина. Не было ни единого звука – чьего-то дыхания, шагов, шуршаний; птицы за окном не пели, ветер не выл, дождь не поливал землю. Время словно остановилось. В помещении царил полумрак, и я не могла понять, какое время суток на дворе, где я, что вообще происходило до того, как я обнаружила себя здесь.
Ответы приходили постепенно.
В потемках я узнала свою комнату – напротив кровати стоял старый комод, в котором лежали мои вещи. Над комодом висело маленькое зеркальце, которое я уже давно не протирала. К кровати, на которой я, по всей видимости, спала, был придвинут стул, будто на нем кто-то сидел, задумчиво наблюдая за моим сном. Окно было хорошо зашторено, из-за чего солнечный свет не мог проникнуть в комнату и стал искать лазейки.
В абсолютном беззвучье я почувствовала себя единственным человеком на всем белом свете. Грусть настигла мое сердце, и в этот момент я поняла, что упустила что-то важное.
Наткнувшись взглядом на чашку, наполненную светлым настоем, меня словно разразила молния – Витя!
Я стремительно соскочила с кровати, но сделав только первый шаг, рухнула на пол – ноги меня не держали. Онемения я не чувствовала, их просто сотрясала дрожь. От удара в голове появилась пульсирующая боль, отдающая в затылок, и я поняла, что не смогу самостоятельно подняться. Я хотела позвать на помощь, но оказалось, что голос совсем пропал, а в горле пересохло. Поэтому первый звук перебился сильным, отхаркивающим кашлем, который никак не мог прекратиться.
Мне оставалось только выплюнуть свои легкие, когда хлопнула входная дверь.
–Аня! – Воскликнула мама и тут же подбежала ко мне.
Она помогла принять мне вертикальное положение, а затем нетерпеливо схватила чашку с тумбы рядом с кроватью, попутно расплескав половину содержимого.
–Пей, Анют, – матушка пыталась поднести кружку с остывшей жидкостью к моим содрогающимся губам, но поняла, что сначала нужно усмирить кашель, и поэтому похлопала меня по спине пару раз. – Ты почти двое суток проспала, у тебя истощение уже.
Я прекрасно услышала, что она только что сказала, но сильное желание наконец промочить горло взяло верх над желанием получить ответы. Матушка держала возле моих груб кружку, в которую я вцепилась пальцами, наклоняя в удобное для меня положение, и большими глотками поглощала настой. Будто я заблудившийся в пустыне путник, вдруг нашедший флягу воды.
Осушив чашу, я глубоко вдохнула. Кашель стал реже, а потом и вовсе прекратился. Мне нужно было перевести дыхание, поэтому, по-прежнему сидя на коленях, я держалась за плечо матери и усердно пыталась отдышаться. Я хотела многое спросить, но недостаток воздуха мешал моим планам. Однако матушка всегда была проницательной, поэтому начала сама:
– Лидия пришла ближе к ночи. Мы с отцом думали, что вы на Лавке сидите, а она нам все рассказала. Пришлось тут же запрячь повозку – на руках бы мы тебя не донесли. Отец за сердце хватился, когда мы тебя увидели, – у женщины дрогнул голос, и она крепко обняла меня. – Мы не знали уже, что и думать. Сидела ты в кресле напротив кровати Виктора, то ли кошмар тебе снился, то ли рассудок потеряла – глаза закрыты, а слезы текут ручьем, сама дергаешься и стонешь. Да Витеньку зовешь. Бледная, как покойница. Благо, Игорь Александрович там был, успокоил нас, все объяснил.