– Может, им этого и не стоит знать.
Я понимала, о чем он говорит. Виктор на самом деле не стал чувствовать себя лучше. Придя в себя и увидев, в каком состоянии находились любимые им люди, он решил не заставлять нас переживать лишний раз.
Это недолгое счастье оказалось обманом.
Все это время ему пришлось притворяться, пришлось загнать страх перед смертью глубоко внутрь, чтобы мы ни о чем не догадались. Вечно он думает о других, а не о себе.
– «Сонные губки», что я ему даю, позволили ему не только хорошо спать. Они стали для него обезболивающим. Если бы он их не вдыхал, то, наверняка, не смог бы скрыть ухудшение.
Я не нашлась, что ответить. Перед собой был виден лишь тупик, а позади… Позади – похороны.
Почему-то не было никаких истерик. Я ощущала себя опустошенным сосудом, который еще и разбили.
– Виктор для себя все решил, – сказал Буляков.
Я это прекрасно знала, но не хотела произносить вслух. Поэтому подняла голову и спросила пустым голосом:
– Сколько ему осталось?
Игорь Александрович задумался:
– Это очень сложный вопрос. Может быть, месяц, может, неделя, а может, и один день.
– Вы можете еще дать этих губок? Не хочу, чтобы в последние моменты своей жизни он корчился в муках.
Мужчина кивнул и попросил подождать.
Я осталась одна. Не знаю, хорошо это или плохо, что я таким случайным образом вскрыла ложь Виктора. Может, в незнании я была бы счастлива хотя бы эти дни.
Получается, что в то время, пока я спокойно спала дома, он мог умереть. И каждое утро я могла прийти не просто в гости, а на похороны.
Колени задрожали, и я упала на них, спрятав лицо в ладонях и горько заплакав. Все страшное, от чего я с таким трудом избавилась, вернулось ко мне вдвое больше. Меня подняли в небеса и резко кинули наземь. Я боюсь представить то, что мне необходимо еще вытерпеть.
На плечо легла большая, теплая ладонь. Как бы мне хотелось, чтобы она принадлежала Виктору. Но отныне его руки холодны, а ходить ему удается с трудом.
Игорь Александрович осторожно поднял меня на ноги и обнял, успокаивая. На самом деле, я даже не слушала, о чем он говорил, потому что его слова уже не могли мне помочь.
Он предложил зайти в дом, чтобы выпить успокоительного, но я со слезами на глазах и волнующимся голосом ответила, что не могу, что Виктору в любой момент может стать плохо.
– Я зайду завтра, – попрощался мужчина.
Ворота передо мной закрылись, и я невидящим взглядом уставилась на них. Затем опустила взгляд вниз и рассмотрела губки – обычные, только сухие, они издавали очень странный запах.
Силы куда-то вдруг пропали, поэтому двигаться я себя заставляла с трудом. Обратная дорога к дому Виктора оказалась в сто крат длиннее и тяжелее. Я снова не видела вокруг себя ничего, но уже не потому, что неслась со всех ног, а потому, что пустота, что образовалась внутри, поглотила меня целиком. Я уже не понимала, что мне нужно делать. Не понимала, для чего мне нужно жить.
Вернувшись в дом, в котором снова ощущалась тоска и печаль, я сразу направилась в комнату.
Напротив кровати сидела Лидия Михайловна, наблюдая за сном сына. На ее лице царила гармония, разве что можно было заметить оставшиеся следы беспокойства.
Я спрятала платок в карман платья, а губки положила на табурет, где стояла вода, и лежали пучки разнообразных трав.
–Игорь Александрович передал, – как можно беззаботнее сказала я, не поднимая взгляда на женщину.
– Ты к нему, что ли, ходила? – Удивленно спросила матушка.
– По дороге встретила, он и попросил доставить, – я вымучила из себя улыбку, на долю секунды посмотрев на женщину, и тут же отведя взгляд.
– Ты не заболела ль случаем? – Обеспокоенно уточнила Лидия Михайловна, разглядывая меня.
Мне стало очень некомфортно. Лгать я совсем не умела, поэтому сейчас, скрепя сердце, я должна была уйти, а ночью молиться, чтобы Виктор прожил еще один день.
– Устала просто. Пойду я домой. Головная боль совсем одолела. Завтра обязательно приду. До свиданья!
Я направилась к выходу, но на пороге комнаты, не поворачиваясь, произнесла:
– Пожалуйста, не забывайте про губки, что Игорь Александрович передал.
Глава
VI
Снова настали беспокойные ночи. Я молилась перед тем, как заснуть. Молилась сразу после того, как вставала. И молча молилась пока была с Виктором.
Я до сих так и не сказала ему, что знаю его тайну, но сегодня намеревалась это сделать. Его притворство только делало мне больней, потому что он казался таким одиноким на пороге смерти.
Я все ему расскажу, и дальше мы будем бороться вместе.
Когда я появилась на пороге его дома, он сидел в кровати, опиравшись о стену, и пил молоко. Точнее, пытался пить – я видела, с каким трудом и отвращением он его глотал. Зная о недуге, я могла отметить, что за время его «выздоровления» он похудел еще больше, но, вероятно, мать и брат просто не замечали этого, веря в то, что он идет на поправку. Так же, как и я не заметила его состояния перед тем, как он впал в беспамятство.