Он страшно тосковал по Фаусте, терпеливо ожидая письма Прокопия. Дьякон должен был ему донести о результатах своего красноречия. Фабриций не сомневался, что весталка проникнется величием христианской веры и пожелает сама креститься. И только тогда он хотел предстать пред своей возлюбленной и отдать себя и ее под защиту императора.
Но неожиданные происшествия ускорили эту торжественную минуту. Он увидит Фаусту через несколько дней, прижмет ее к своему бьющемуся сердцу и получит награду за пережитые невзгоды. Только ради нее он навлек на себя месть язычников. Для нее он забыл об обязанностях цезарского наместника.
За столько жертв, которые он принес из любви к ней, может же он рассчитывать на ласки любимой женщины.
Глухо раздавался в ночной тишине конский топот. Временами слышался громкий окрик Фабриция, которым он предупреждал встречных:
– С дороги, с дороги!
Жители Италии, привыкшие к бешеной скачке правительственных курьеров, беспрекословно сторонились.
Чем большее расстояние отделяло Фабриция от Рима, тем сильнее росло его нетерпение и желание видеть Фаусту.
Он совершенно напрасно испугался подозрений Юлия. Теперь, когда он спокойно разобрался в словах Флавиана, то убедился, что это были лишь одни догадки. Если бы римляне знали, где скрыта Фауста, то освободили бы ее и без его посредничества. Префект выпытывал его, хотел его обойти, вырвать у него тайну…
Если бы даже Юлий действительно напал на след Фаусты, все равно Теодорих не дозволит вырвать из своих рук драгоценный клад. Недаром в его распоряжении был десяток храбрых аллеманов.
Фабриций прижал руки к груди, как бы обнимая кого-то.
– Я не отдам тебя никому, – шептал он. – Никто не будет лобзать твои уста, обнимать твое божественное тело, упиваться твоим голосом. Ты принадлежишь мне. Я завоевал тебя для себя.
А вихрь язвительно смеялся в листве придорожных деревьев.
Этот смех раздражал Фабриция.
Выросший в лесах и лагере, с детских лет привыкший к природе, он верил в тесную связь между человеком и тем, что его окружало.
Кто-то, должно быть, неведомые демоны, позавидовал его счастью.
– Она принадлежит мне! – вскричал он с гневом, как бы отвечая кому-то.
Вихрь усиливался, рос, шипел, точно ядовитая гадина.
Фабриций поднял кулак:
– Смеюсь я над вашей злобой!
Ветер подхватил его слова, развеял их вокруг, поглотил в себя, и снова раздался его насмешливый, язвительный хохот.
Епископ Амвросий садился уже в носилки, чтобы навестить местную больницу, как перед его Медиоланским дворцом остановились двое всадников.
Один из них соскочил с коня, бросил поводья своему спутнику и проговорил, преклонив со смирением голову:
– Винфрид Фабриций, воевода Италии, доверенный императора Валентиниана, прибегает к твоей мудрости и снисходительности с душой, полной смирения.
Епископ пытливым взглядом окинул стройную фигуру воеводы. Видимо, Фабриций произвел на него хорошее впечатление, потому что Амвросий благосклонно улыбнулся.
– Ты едешь из Рима? – спросил он.
– Я безостановочно скакал от этого гнезда языческих суеверий, чтобы сложить у ног твоих тяжесть, которая превозмогла мои силы. Сними ее с меня, святой отец.
– Ты измучен дальней дорогой. Отдохни сначала.
– Твои мудрые слова будут для меня самым сладким отдыхом, – отвечал Фабриций.
Амвросий приказал спутнику подождать.
– Иди за мной, – сказал он мягким голосом.
Он в сопровождении Фабриция прошел в свой кабинет, сел у стола, заваленного книгами, и указал гостю на большое дубовое кресло.
Но Фабриций бросился перед ним на колени.
– Будь снисходителен к моей молодости, – умолял он.
– Говори без опасения, – ободрял его Амвросий. – Господь наш, Иисус Христос, пришел на землю, чтобы искупить от греха человеческий род. Он не отталкивает от себя никого. Ты знаешь, что на Голгофе Он простил разбойника, который уверовал в Его божественное милосердие.
Епископ облокотился на ручки кресла и приготовился слушать.
Фабриций начал.
Спеша, задыхающимся голосом, отрывистыми словами, точно опасаясь, что его покинет решимость, он с волнением и страхом Божиим передавал историю своей любви к Фаусте, давнего страшного убийства одного беззащитного язычника. Наконец он сказал последнее слово и поднял на Амвросия свой неуверенный взгляд.