Легионеров молодого Рима не пугал ни жар, ни морозы. Хотя они несли на себе кроме железного или медного вооружения шестьдесят фунтов разных предметов, это не мешало им пробегать летом и зимой в течение пяти часов около двадцати пяти римских миль и, отдохнув на привале, еще работать до вечера на окопах.
Но Италия четвертого столетия давно уже перестала быть страной силы и здоровья. Не многие из числа тех, которые обещали столице «привезти голову Феодосия», обладали требуемым ростом. Низкорослые, с плоской грудью, с руками без мускулов, они уже на пятой миле еле тащились и шли все с большим трудом. Будущие победители Константинополя истощили все силы на первом перегоне.
Окрики начальников оказывали мало действия. Пристыженные солдаты старались идти в порядке, но телесная немощь оказывалась сильнее добрых намерений.
Повсюду раздавались крики: «Воды!.. Я задыхаюсь!.. Солнце убьет нас!..»
Отряды охотников останавливались и разрывали цепь.
Трибуны грозили им наказаниями, сотники ругались.
– Мы не наемники… Ты не смеешь нам грозить палкой, – отвечали охотники.
Ропот недовольства шел дальше, к авангарду, где Флавиан, окруженный знаменосцами и трубачами, ехал на каурой лошади в полном вооружении полководца старого Рима. Несмотря на жару, он не снимал серебряного шлема, не расстегивал золоченых лат. Хотя и по его лицу текли ручьи пота, на нем не было видно усталости. В молодости он служил под знаменами Юлиана Отступника и приучился переносить невзгоды войны.
Оглянувшись и увидев, что делается за ним, он галопом помчался вдоль отрядов.
Там где ряды были приведены в большее расстройство, он привставал на стременах и восклицал:
– Воины, Рим смотрит на вас!
Вид седого вождя восстанавливал на минуту порядок.
– Честь тебе, отец отечества! – кричали молодые солдаты и, собрав все силы, снова бодро шли вперед.
Флавиан, сойдя с лошади, тоже пошел пешком.
Однако жар, пыль и усталость не были благосклонны к искреннему воодушевлению сынов Италии. Они падали действительно под убийственными лучами солнца, которое склеивало их веки и жгло голову.
– Воды! Воды! – раздавалось все чаще, все отчаяннее.
То тут, то там падал человек на землю, а когда его поднимали, он жадно ловил губами воздух и смотрел вперед бессмысленными, безжизненными глазами.
Повозки, тянувшиеся за легионами, наполнялись больными.
Флавиан видел и слышал все, что делалось вокруг него, и облако тяжелой печали омрачило его орлиное лицо. Потомок воинов мужественного Рима понял, что с таким войском не выигрывают битв.
Он отдал приказ одному из подчиненных:
– Остановить поход и разбить палатки! Мы двинемся дальше после захода солнца.
Могучий голос буйволовых рогов проплыл над отрядами охотников и был встречен криками радости.
Кого не одолело солнце, тот доползал до обоза, хватал амфору с водой и пил, а утолив жажду, сбрасывал с себя кожаные латы, тяжелые походные сапоги, даже тунику и все, что ему мешало.
Только Флавиан не снял с себя вооружения.
Под пурпуровой палаткой главного вождя он сел на складной стул, опустив голову на руки, и чувствовал, что вот-вот упадет под тяжестью невыносимых страданий.
Он так же хорошо, как и Юлий, знал что «волчье племя» выродилось, но думал, что любовь и отчаяние возвратят ему прежнюю юность.
– Отвернулся ты от нас, Марс! – скорбно проговорил он. – Покинул ты народ, который столько веков так верно служил тебе.
В палатку вошел Галерий.
Римляне посмотрели друг на друга. Губы младшего дрогнули, как у ребенка, который подавляет едва сдерживаемое рыдание; старший закрыл лицо краем своего красного плаща.
– Погибнем за честь Рима, отец! – произнес Галерий дрожащим голосом.
– Погибнем! – глухо ответил Флавиан,
XII
Третьего сентября, около полудня, со стороны Эмоны, к Юлийским Альпам приближался отряд конницы с проводником-горцем.
Впереди на испанском жеребце ехал молодой воевода Римского государства. Черные глаза его искрились, кудри светлых волос выбивались из-под золоченого шлема.
То был Фабриций.
Отбыв покаяние, наложенное на него Амвросием, он поступил в легионы Феодосия. Император назначил его начальником авангарда и приказал ему очистить дорогу. Следом за ним тянулась вся вооруженная сила восточных префектур под предводительством самого императора.
Феодосий рассчитывал встретить Арбогаста уже в Паннонии. До сих пор он видел страну тихую, посвятившую себя мирному труду. Нигде не было видно ни одного меча, не слышно было труб и рогов. Христианское войско без малейшего препятствия дошло почти до границ Италии.