– Ты говоришь, что за этими горами ждут нас язычники? – спросил Фабриций горца.
– Их столько, сколько елей в наших горах, – отвечал разведчик.
– По твоим словам, язычники вот уже месяц стоят лагерем у реки Фригида?
– Король Арбогаст расположился в нашей долине в первых числах августа. Горные проходы занял префект Флавиан.
– А по эту сторону гор никого нет? Помни, что за ложные сведения на войне платятся головой.
– Я христианин, господин. Добрый Пастырь вверг бы меня в адский огонь, если бы я обманул единоверца. Вы можете наблюдать войско язычников без опасения. С этой стороны стража стоит только ночью.
Отряд остановился у подножия маленького холма. Фабриций сошел с коня и полез на скалу вслед за горцем.
Когда он взобрался на вершину, из его груди вырвался крик изумления. Перед ним, на несколько миль вокруг, расстилалась такая ровная долина, как будто она была нарочно создана для большого сражения.
Глаза Фабриция восхищались выбором места.
Полный свет погожего дня падал на его лицо.
Это было то же самое мужественное, прекрасное лицо, которое в часы уединения так тревожило Фаусту Авзонию, только суровое выражение этого лица теперь смягчилось. Какое-то глубокое горе прошлось по этим вызывающим глазам, по надменным устам и стерло с них непреклонность молодых лет.
– Посмотрите туда, господин. – И лазутчик показал рукой на западный край долины.
Но Фабриций и сам уже заметил лагерь Арбогаста.
Вдали копошился какой-то громадный муравейник. Острое зрение воеводы различало окопы, охранные башни и метательные машины.
– Будь с нами завтра, Господь истины, ибо без Твоей помощи из этой западни не выйдет ни один христианин, – молился Фабриций, спускаясь с горы.
Внизу он вскочил на коня и пустился в карьер к Эмоне.
Весь восточный край неба казался покрытым туманом, придвигающимся к Юлийским Альпам. Временами туманная завеса разрывалась, и тогда вдали виднелись бесчисленные светлые пятна: это по всем дорогам и тропинкам широкой лавиной шло войско Феодосия.
Фабриций, приказав авангарду остановиться, направил коня туда, откуда поднимались наиболее густые клубы этого тумана. По мере того, как он приближался к нему, он редел и поднимался кверху. От светлого фона полей и лугов отделялись темные линии, которые вскоре начали принимать определенную форму. Из облаков пыли мало-помалу стали выделяться головы людей и животных.
Их было так много, что, казалось, они только одной своей численностью могут преодолеть всякую преграду. Они с яростью водопада хлынут в долину, занятую Арбогастом, и зальют язычников, но Фабриций, видимо, думал не так, и облако заботы не сходило с его лица. Регулярный солдат не доверял нестройным массам гуннов, алан и сарацин, и римский воевода знал, что легионы восточных префектур изленились больше западных. С франками в открытом бою могли бы помериться только одни готы, если бы их вела рука такого вождя, каким был Арбогаст.
Фабриций остановился на половине дороги.
С противоположной стороны приближался отряд, состоящий только из одних трубачей и знаменосцев. Ему предшествовала небольшая группа людей, идущих пешком.
Уже издалека обращала на себя внимание высокая фигура, одетая с ног до головы в платье багряного цвета.
Этот сановник не имел на себе оружия. Золотой шлем он нес в руках и двигался вперед с достоинством человека, привыкшего к почету и уважению.
Фабриций, соскочив с лошади, упал перед этим человеком на колени.
– Сведения лазутчиков верны? – раздался твердый голос.
– Ты знаешь, божественный и вечный государь, – отвечал Фабриций, поднимаясь с колен, и замолчал, потому что стоял перед Феодосием, которому отвечали только на вопросы.
– Остановить поход! – сказал император.
Трубачи разбежались по обеим сторонам.
– Авангард Арбогаста защищает горные проходы? – спросил Феодосий.
– Язычники расположились лагерем по другую сторону Альп. Защищенные окопами, они чувствовали себя в такой безопасности, что даже не расставили стражу по эту сторону. Их стан можно видеть вблизи.
Спустя два часа восемь человек взобрались по тем же самым скалам, по которым Фабриций влез на вершину холма, и такими же криками изумления приветствовали картину, которая представилась глазам опытных военачальников.
Рядом с Феодосием находились главные вожди восточных префектур. Здесь был старый Гайнас и воинственный Бакурий, вандал Стилихон, муж его племянницы Сирены, Саул, и молодой Аларих. Все эти варвары были в римской одежде, только один Аларих, восемнадцатилетний князь готов, не снял со своего шлема орлиных крыльев германского короля и не переоделся в тунику.