Чувство благодарности было, по-видимому, совершенно чуждо Николаю II. Никакие заслуги перед ним, никакие жертвы, для него принесенные, не обеспечивали положения, не гарантировали от обид, коварства и каверз.
Те же качества проявлял Николай и в отношениях международных. Будучи в союзе с Францией, он в Биорке, по секрету от своих собственных министров, заключил и подписал тайное соглашение с Вильгельмом. Такое же коварство он проявил по отношению к Китаю и довел дело до Японской войны.
Его внешняя податливость создала ему, особенно в молодости, репутацию обаятельности в личном общении. Он казался таким симпатичным, мягким и скромным, что за этим многие не сразу замечали мелкое коварство, моральную нечистоплотность, прямо нечестность.
В свое время и Павел Петрович, когда с молодой женой совершал путешествие по Европе под именем графа и графини Северских, тоже произвел обаятельное впечатление даже при избалованном французском дворе. Там нашли русского наследника приветливым, милым своею непринужденностью, даже остроумным…
ГЛАВА 3
Красноречие слов и дел
В Харьковской губернии были крестьянские волнения. Губернатор князь Оболенский усмирял, а усмирив, устраивал поголовные, в губернском масштабе, порки крестьян. Губернатор самолично объезжал усмиренные местности и самолично же распоряжался поркой. Эти расправы чрезвычайно радовали Николая, который запечатлел резолюцией, что губернатор «молодец».
На Кавказ был послан другой князь — Голицын, человек необыкновенной глупости, злобности и взбалмошности.
Он в самое короткое время сумел восстановить весь Кавказ против русского владычества и русских порядков. Голицын сумел достигнуть даже того, что до него никому не удавалось: острая национальная рознь между грузинами и армянами, армянами и мусульманами потеряла свою остроту, потому что все, и даже большинство русских, объединились в общем чувстве ненависти против царского сатрапа. Николай вполне одобрял политику Голицына, самая подлая русская печать, с «Новым временем» во главе, захлебывалась от восторга.
Голицын, с царского благоволения, пошел даже на то, на что никогда не покушались ни турки, ни персы.
Он наложил свою полицейскую лапу на армянские церковные имущества. Это имело огромное значение потому, что у армян церковь живая. Вся благотворительность, все дело национальной культуры и национального образования тесно связаны с церковью, и никакие мусульманские зверства никогда не затрагивали на эту интимную духовно-национальную сторону армянского быта. Только православный русский царь, «защитник христианства», позволил своему холопу так грубо вторгнуться в эту область.
Такую же политику и с таким же успехом вел Николай в Финляндии, послав туда Бобрикова и занявшись «обрусительством».
Ни Николай I, ни Александр III в своем упоении самодержавием, в своей непримиримой ненависти ко всяким проявлениям конституционности, не позволяли себе так грубо нарушать финляндскую конституцию. Они все же считали себя связанными словом Александра I.
Николай II, трусливый и безвольный, и тут проявил свое коварство и дождался убийства Бобрикова.
Как известно, Николай II не был ни красноречив, ни находчив. Люди, представлявшиеся ему, в особенности знатные иностранцы, часто попадали в мучительно-неловкие положения. Царь не находил нужных слов и не умел придумывать ненужных, безразличных. Получались тягостные паузы.
После революции 1905 года кто-то надоумилея выпустить маленькую книжку: «Собрание речей Его Императорского Величества Николая II». В этой книжечке были собраны только изречения и телеграммы, в свое время напечатанные в «Правительственном вестнике», и приведены без всяких комментариев. Получилось нечто поразительное — такой махровой глупостью и бездарностью повеяло от этого букета.
С утомительным, удручающим однообразием повторялись шаблонные, бесцветные фразы, почти одни и те же на все случаи.
Полиция поспешила изъять эту брошюру из обращения, настолько эта стенографическая «правда» оказалась «хуже всякой лжи».
Вообще обычные фразы Николая II «Пью здоровье» и знаменитое «Прочел с удовольствием» набили оскомину всем его «верноподданным».
Впрочем, не все и не всегда Николай «читал с удовольствием». У него были свои взгляды и свои установившиеся мнения, которые он при случаях и выражал.
П. Е. Щеголев, пересмотревший несколько сотен всеподданнейших докладов, цитирует некоторые такие Высочайшие резолюции, которые особенно ярко отражают психику царя.
27 сентября 1912 года военный министр генерал Сухомлинов докладывал царю, что невозможно «обеспечить в настоящее время церковными принтами те части, которые их по штатам не имеют, ибо, — объяснял министр, — едва ли последует согласие министерства финансов и государственного контроля на ассигнование новых кредитов».
Царь изволил начертать:
«Военное ведомство обязано потребовать кредиты на удовлетворение важнейшей нужды в войсках. Упадок веры грозит началом нравственного разложения человека, особенно русского. Тут мало значит мнение того или другого — раз я этого хочу». Последние слова Николай подчеркнул.
Тут, в этой резолюции, и целое мировоззрение, и своеобразная философия, и программа.
Во-первых, утверждение своего самодержавия: «я этого хочу». Это особенно комично звучит в устах царя, который именно хотеть-то и не умел. Как все бесцветные люди, Николай II любил подчеркивать не просто свою волю, а свою царскую «непреклонную» или «неизменную» волю, от которой неизменно же ему приходилось — и очень скоро — отклоняться, нередко в противоположную сторону.
Затем, в резолюции сквозит уверенность в особой природе русского человека, которому религия нужнее, чем другим людям.
И еще выявлено сознание важности агитационной роли религии.
Религию Николай, конечно, понимал, главным образом, со стороны ее обрядности.
«Горестно» — начертал Николай против слов доклада владимирского губернатора, доносившего в 1908 году, что в «среде самого православного населения, особенно сельской молодежи, за последнее время замечается упадок религиозности, сопровождающийся уклонением от посещения храмов Божиих и от исполнения установленных Православной церковью обрядов».
Вообще, коронованный обыватель, правивший Россией, весьма заметно отстал и в своем общем развитии, и в своем мировоззрении от современного ему среднего русского обывателя, не только столичного, но и провинциального.
Обыватель, который стоял бы против народного образования, против всеобщего обучения, стоял бы во времена Николая II ниже среднего обывательского миропонимания.
Олонецкий губернатор, думая, вероятно, угодить молодому царю, в своем отчете за 1896 год сообщает, что за год в его губернии открыто 117 народных школ, что это делается «в целях скорейшего осуществления плана всеобщего обучения».
Последние слова Николай II подчеркнул и против них написал: «Излишняя торопливость совсем нежелательна». Последние слова своей резолюции царь также подчеркнул, чтобы этой струей холодной воды вернее остудить пыл наивного губернатора, вообразившего, что молодой царь желает расширения народного образования.
Но были и такие доклады, которые радовали царское сердце.
Виленский губернатор в отчете за 1897 год писал, «что введение питейной реформы последовало вполне успешно и было встречено сочувственно всеми классами христианского населения».
Это христианское отношение к казенной водке очень обрадовало Николая, и он «начертал»: «Прочел с удовольствием». А на подобное же сообщение полтавского губернатора выразился еще красноречивее, начертав:
«Отрадно видеть такое сознание самого народа».
Николай II не всегда восставал против народных школ. Иногда он с ними мирился.
Так, в 1896 году полтавский губернатор в своем отчете пишет, что школы вверенной ему губернии, как земские, так и церковно-приходские, по духу и характеру ничем не разнятся между собою: и в тех, и в других преподавание ведется «на одной общей основе православия и преданности царю и отечеству».