– Неплохо, – заметил Эс. Ай., после того как прочитал его, и тут же отправил в набор.
– Сейчас-то вы дадите мне работу? – спросил Ким. Он просил работу у Эс. Ай. с того самого первого лета, кода начал служить в «Сан».
– Жалованье начинающих репортеров – двадцать долларов в неделю, – сказал Эс. Ай, – Я хочу заключить с тобой сделку. Если ты сможешь вернуться в Париж ко дню перемирия и написать для меня лучшие репортажи из тех, что поступают из Европы, ты получишь работу. Мне нужны статьи, которые заставят людей смеяться и плакать. Мне нужны статьи, которые заставят их просить номера «Сан». Как думаешь, сможешь это сделать? – Ким уже собирался ответить, как Эс. Ай. жестом опередил его. – Я знаю, ты думаешь, что сможешь. Докажи это! И помни, что жалованье – двадцать долларов в неделю, Ни цента больше. Договорились?
– Договорились, – ответил Ким, и они ударили по рукам.
Опьяненный своим романом с Николь, чувствуя в себе силы, о которых раньше и не подозревал, Ким слал свои репортажи из Парижа, наполненные такими подробностями, которые интересовали читателей. Факты всегда соответствовали действительности, а сообщения были написаны как рассказы – с началом, серединой и концовкой, а не в традициях обычной журналистики типа кто-что-когда-где-почему. Они вызвали сенсацию, и Эс. Ай. распорядился поместить их на первой полосе.
– Да, я хотел, чтобы ты справился с этой работой, – сказал Эс. Ай. в декабре Киму, который был все еще слегка бледен после болезни гриппом, – но я не думал, что ты сделаешь это так успешно! Ты не слишком обольщайся, но ты хорош. Ты чертовски хорош. И ты стоишь столько, сколько сможешь заставить «Сан» заплатить тебе, – продолжил Эс. Ай., а его голубые глаза, смотревшие на него из-за очков в проволочной оправе, выражали восхищение. – Скажи мне плохие новости. – Он откинулся назад, со смирением ожидая астрономической суммы.
– Сэр, у нас с вами была договоренность, что если вам понравятся репортажи, которые я пришлю из Парижа, то я получу работу, начиная со следующего года, и жалованье будет двадцать долларов в неделю, – сказал Ким и сделал паузу, видя, как Эс. Ай. нервничает, ожидая услышать, какую же прибавку он собирается потребовать. – Сэр, что касается меня, то я начну работать с первого января 1919 года и надеюсь, что вы будете мне платить двадцать долларов в неделю.
– И только? – Эс. Ай. был ошеломлен. – И это все?
– Это все, что касается меня, – сказал Ким. – У нас ведь была договоренность. Договоренность есть договоренность.
Ким встал, пожал руку Эс. Ай. и попрощался, пожелав своему боссу приятного Рождества и счастливого Нового года.
Через час эту историю уже знал весь газетный мир Манхэттена. Фраза «договоренность есть договоренность» повторялась снова и снова с благоговением и изумлением, и ей предстояло стать частью легенды о Киме Хендриксе, которая представляла его непоколебимой цельной личностью.
К тому времени, когда Ким прибыл в Сен-Луис, он пришел к выводу, что женитьба на Салли будет правильным шагом. Он не сомневался в том, что Салли сделает все, чтобы ему жилось счастливо. Возбуждение, которое окружало его свадьбу и рождественские каникулы, продажа его репортажей в «Пост» и новая работа в редакции «Сан» – все это отодвинуло прошлое; Париж казался теперь очень далеким. Иногда он спрашивал себя, не является ли Николь и его отношения с ней просто плодом его воображения? Но потом он вспоминал шампанское и гвоздики, квартиру с видом на Сену и понимал, что все это было реальным. Горьковато-сладкая история любви, концовка которой была написана в начале. Он просто не знал, что эта боль будет такой сильной.
В канун Рождества отец Кима устроил для него мальчишник. Это была обильная пирушка со многими тостами и большим количеством шампанского. К тому времени, когда вечеринка закончилась, Ким был сильно пьян. Его отец помог ему добраться до его номера в отеле, раздел и уложил в постель.
– В день свадьбы у тебя будет ужасная головная боль, – сказал Лэнсинг. – Хотя я не одобряю этого, но понимаю, что сейчас многие молодые мужчины венчаются именно в таком состоянии. – После этих слов он тихо закрыл за собой дверь и пошел в свою комнату на первом этаже холла.
Находясь в темном гостиничном номере, в какой-то странной кровати, Ким не выдержал: алкоголь помог выпустить наружу сдерживаемые до поры чувства, – по его щекам потекли слезы, и скоро подушка от них стала мокрой. Салли будет ему хорошей женой, а он ей – хорошим мужем. Но он обманывал и себя, и ее. Он должен сейчас встать, должен отправиться в Париж, должен пойти к Николь…
Он не помнил, как заснул в ту ночь, и в день своей свадьбы у него жутко болела голова; Ким совсем не помнил пи о тех слезах, которые пролил этой ночью, ни о тех мыслях, которые у него были, пока он проливал слезы.
3
В январе Ким и Салли переехали в небольшую квартиру на Кармин-стрите в Гринвич-Виллидж, тогда же Ким начал работать в газете «Сан». Эс. Ай. назначил его ответственным за район Таймс-сквер. Он делал репортажи о пожарах и убийствах, скандалах и кражах; часами просиживал в участке, знакомясь с полицейскими и грабителями, и нашел естественное взаимопонимание с другими репортерами, перенимая их шутки, но не их цинизм. У Кима было романтическое отношение к написанному и печатному слову, и он был достаточно проницателен для того, чтобы не показывать этого тем мужчинам, которые, держа в одной руке бутылку виски, а в другой – трубку телефона, торопились рассказать какой-нибудь эпизод, сразу сообщая любое имя, дату и адрес. Он познакомился с мелкими воришками, крупными картежниками Бродвея владельцами магазинов, девочками, которые занимались древним ремеслом в отеле «Эндрю Хэмилтон».
В свободное время Ким много писал. В январе он закончил статью о реакции посетителей в одном из баров в Гринвич-Виллидж на ратификацию 18-й Поправки к Конституции, которая запрещала торговлю виски и вводила Сухой закон. В июле он сделал репортаж о торжественном открытии авиапочтового обслуживания между Нью-Йорком и Парижем. Когда закончился медовый месяц, дома его ждали три письма от Николь. Он собрал всю свою волю, чтобы сдержаться и не вскрыть их, и после того, как порвал письма на куски, почувствовал, что это было труднейшим испытанием его брака. Четвертого июля он написал свой первый спортивный репортаж, – Джек Демси нокаутировал Джесса Уилларда в третьем раунде из запланированного двенадцатираундового поединка. В августе он написал о забастовке актеров, которая привела к закрытию нью-йоркских театров, в ноябре – еще один спортивный репортаж: о том, как ВМС со счетом 6:0 выиграли у армии матч в поло.
Для Салли жизнь была восхитительным водоворотом, в центре которого находился Ким. Она никогда не знала, чего от него ожидать; один день не походил на другой. Иногда Ким приходил домой обедать, не сообщая заранее, когда он приедет и с кем; иногда он приводил неожиданных гостей – одного или дюжину; это мог быть судья, букмекер или девица из Зигфельда. Салли гордилась набором без конца расширявшихся меню, которые она придумывала, чтобы угощать постоянно менявшийся круг друзей и знакомых своего мужа. В какие-то вечера он звонил ей, в любое время – от пяти до полуночи, и просил ее встретиться с ним в баре на Третьей авеню, в шикарном гарлемском ресторане «Бар-Бе-Кю», в китайском ресторанчике на Мотт-стрите, в молочном ресторане на Эссекс-стрите. Жизнь с Кимом была сумасшедшей и прекрасной, и всякий раз, когда она становилась спокойной, Ким вновь ее взбалтывал. Жизнь представляла собой сплошной поток идей, знакомств и приключений. Салли обожала Кима: его босс считал, что он был лучшим молодым репортером, которого он когда-либо встречал. Для Кима прошедший год был полон любви и успеха. Все пришло к нему легко, без особых усилий. Но его всегда учили, что успех надо зарабатывать тяжелым трудом. Он решил бросить вызов. Он понял, что настало время написать роман, о котором он долго думал.