– Очень хорошо, – сказал Ким. – Я очень рад. Теперь у тебя есть все основания для развода. – Он повернулся, чтобы выйти.
Они спорили на кухне в доме на Чарльтон-стрит. Салли вдруг схватила нож, острый, как бритва, и бросилась на пего.
– Я убью тебя! – завизжала она не своим голосом. – Я убью тебя за то, что ты хочешь отшвырнуть меня, как мусор!
Ким в ужасе отпрянул. Он был напуган за себя. За Салли.
– Нет! – закричал он, пытаясь поймать ее за руку. – Не делай этого!
– Я убью тебя! – рычала Салли, вновь бросаясь на него, движимая только своей яростью. Неожиданно – как будто это был совершенно другой человек – она посмотрела на нож в руке – это не была ее рука. Она не сразу отвела взгляд от ножа, потом увидела свое лицо, отраженное блестящей поверхностью оказавшегося рядом утюга. Рот ее кривила уродливая гримаса, ее волосы были растрепаны, тело ее содрогалось от гнева, в ее руках было оружие, взятое с ужасным намерением. Она подумала, что похожа на сумасшедшую.
– Боже мой! – вымолвила она в ужасе. Она положила нож. – Ким, уходи. Просто уходи, – сказала она, напуганная тем ураганом чувств, который она с трудом обуздала. Она боялась оставаться с Кимом в одной комнате.
Он повернулся, чтобы выйти, напуганный и обескураженный тем, во что превратились их отношения.
– Запомни только одно, – добавила Салли, когда Ким уже был в дверях. – Запомни: я никогда не дам тебе развода. Никогда!
Ким вернулся в Париж. У него было все, кроме развода. Только этого не хватало для полноты счастья. Всего было в изобилии: таланта, свободы, жизненных сил, успеха, Николь была рядом. Может быть, Салли передумает. Может быть, по прошествии некоторого времени… Он старался не вспоминать то, как она произнесла «Никогда!».
4
– У меня для тебя свадебный подарок, – сказал Ким Николь десятого мая.
– Для меня? Но это Эрни и Полин только что поженились, – ответила Николь. Она и Ким присутствовали на венчании в парижской церкви, в районе Пасси. Потом были на приеме у Ады Маклейш. Полин говорила с Николь о моде, Эрни выпытывал у Кима все, что тот знал об Африке, уверяя, будто сам всегда мечтал съездить на африканское сафари.
– Вот именно, для тебя! – сказал Ким Николь. Он наклонился вперед и велел шоферу такси ехать на улицу Де-Бретонвильер.
– Мы едем домой? – спросила Николь. Была только середина дня!
У Кима на губах плясала улыбка, его молчание было мучительным.
– Что происходит? Зачем мы едем домой? – спросила Николь. – Не держи меня в неведении. Ты же знаешь, я ненавижу сюрпризы!
– Этот сюрприз тебе понравится, – сказал Ким, наслаждаясь той таинственностью, которую он сумел создать и той неуверенностью, которую он вселил в Николь.
– Пожалуйста, – попросила Николь. – Скажи сейчас! Я не могу так долго ждать.
– Нет-нет! Тебе придется подождать.
– Но я не умею ждать. Я никогда не умела ждать.
– Вот и поучись, – сказал Ким, почти повторяя слова Лео, сказанные давным-давно. Он повернулся к Николь, обнял ее, возбужденный ее духами. – Давай целоваться, – предложил он, так же улыбаясь. Они обменялись улыбками давних любовников и начали целоваться, в то время как такси подпрыгивало по булыжным улицам города.
В этот послеполуденный час квартира Николь была особенно красива. Солнце проникало в гостиную через густую листву деревьев, блики от Сены отражались на потолке и на дальней стене. Бутылка шампанского в серебряном ведерке стояла на столике Для коктейлей – там же, где ее и оставил Ким сегодня утром. Он открыл бутылку и наполнил два бокала. Один протянул Николь. Ким пил шампанского больше, чем кто-либо, известный Николь. Иногда она задавалась вопросом, как бы он прожил, если бы шампанское не было изобретено.
– Это не только подарок, – догадалась Николь, зная привычки Кима почти так же хорошо, как и свои. – Мы что-то празднуем.
Ким улыбнулся.
– Ничто не становится реальным, пока ты не выпьешь за это бокал шампанского. – Он вручил Николь большой белый конверт из плотной бумаги, запечатанный голубым сургучом и перевязанный красной лентой. – Открой его.
Внутри был юридический документ. Акт о покупке дома. Николь прочла его.
– Дом! – воскликнула она. – Ты купил этот дом!
– Я решил, что тебе пора иметь свой собственный дом, – сказал Ким.
– Я даже не знаю, что сказать. У меня нет слов! Я не могу поверить! Дом! Мне! У меня никогда не было… я даже не думала. Я так удивлена. Я и не мечтала! Я и вообразить себе не могла, – Николь была потрясена и взволнована, начала что-то лепетать, захлестнутая переживаниями. – Когда тебе это пришло в голову? Как ты это сделал? Как такая идея пришла тебе в голову?
Ким подождал, пока она выдохнется.
– Ты жила в меблированных комнатах, а я – в гостинице, – сказал он. – Мы заслуживаем большего. Я очень хотел бы сделать тебе предложение. Салли отказывает мне в разводе. Но пора нам строить серьезные планы на будущее.
– Дом! – продолжала повторять Николь. Слова Кима еще не дошли до ее сознания.
– Он весь твой, – сказал Ким. – Делай с ним что хочешь. – На покупку дома он потратил весь свой аванс за африканский роман, несколько отчислений за переиздание его прежних книг, зато он выкупил квартиры у других жильцов. Его адвокат вел переговоры с января, когда они уехали в Африку. Киму не терпелось подкрепить их отношения чем-то весомым. Дом становился фундаментом их будущего. Николь так много дала ему, и он хотел сделать для нее нечто потрясающее. Он смотрел на нее и видел, что достиг своей цели.
– Ты разрешишь мне жить с тобой? – спросил он. – И быть твоим любимым?
Николь не сразу ответила на его вопрос, так она была тронута. Потом кивнула головой. Она была обеспокоена его неясными упоминаниями о будущем, не понимая, что именно он имеет в виду. Она знала, что Салли непреклонна в своем решении не дать ему развода. Она уже почти смирилась с тем, что никогда не выйдет замуж за Кима. Но он подарил ей дом и дарил себя самого. Будущее, поняла Николь, было рядом. Будущее лишь начиналось. На нее нахлынула благодарность и непередаваемое счастье.
– Ты мне разрешишь? – вновь спросил Ким.
– Да, – прошептала Николь.
– Да – что? – настаивал Ким.
– Я хочу, чтобы ты жил со мной и был моим любимым, – сказала Николь хрипловатым голосом.
Теперь пришла очередь Кима потерять дар речи.
– Мы должны скрепить свое обещание бокалом шампанского, – сказал наконец он, отхлебывая из бокала. – И поцелуем.
– Дорогой, – спросила Николь несколько недель спустя. – Где мы будем жить, пока дом будет ремонтироваться?
– Конечно, в «Рице», – сказал Ким. – Чтобы жить там, необязательно быть герцогом.
Николь всегда задевало то, что Ким никогда не упускал случая сравнить себя с кем-нибудь другим. Когда же он поймет, думалось Николь, что она любит его и нет нужды все время состязаться с призраками.
5
В конце мая Париж сходил с ума от триумфального перелета Линдберга через Атлантический океан, а Николь была вся погружена в планы перестройки и украшения своего дома на улице Де-Бретонвильер. Она попросила Стаса Раковского помочь ей в перепланировке, набросать эскизы интерьера и вообще принять участие в осуществлении ее затей. На первом этаже расположатся холл для приемов, салон, столовая и кухня. На втором этаже будет лишь две комнаты: гостиная и библиотека с книжными полками от пола до потолка, не только в самой библиотеке, но и в коридорчике с окном, соединяющем оба помещения. На третьем этаже – спальня с ванной и гардеробной комнатой. Единственным предметом роскоши во всем доме станет мраморная ванная. Четвертый этаж целиком отдавался Киму для его писательской работы. На пятом этаже будут находиться комнаты для гостей, а под крышей – комнаты для прислуги В июне Николь и Ким выехали из дома, чтобы там начали реконструкцию.
В доме предполагались современные удобства, редкие еще даже в богатых районах, – центральное отопление и ванная комната для каждой спальной комнаты. По мере того как Николь и Стас работали над проектом, дом приобрел черты, типичные для стиля Николь, – изысканная смесь раскованности и элегантности, простоты и роскоши. В Европе роскошь зачастую означала неудобства, выражавшиеся в музейных креслах восемнадцатого века, твердых и неудобных канапе. Николь же делала интерьер роскошным, исходя из своего понятия удобства. Все кресла и стулья были достаточно широкими, чтобы в них мог себя чувствовать удобно самый большой и толстый человек, сиденья были мягкими. Около каждого стула стоял столик для пепельницы, для книги, для бокала с вином. Она и Стас решили устроить освещение таким образом, чтобы его можно было регулировать и для чтения, и для большого приема. Она не использовала для обивки ни тафту, ни шелк, которыми обычно драпируют мебель в роскошных домах, но только хлопок, лен, кожу, шерсть, замшу. Дом, который они создавали, станет домом, рассчитанным на людей. Красота и роскошь дома станут следствием удобств жизни в нем, а не средством произвести впечатление и подавить пришедших.