А ювелирные изделия! Николь делала модели платьев настолько простыми, насколько возможно, лишая их каких-либо украшений. Она убирала и убирала все, что, по ее мнению, мешало. Вдруг – наступал момент – она считала, что надо что-то прибавить. Идею она заимствовала у арабских женщин, носящих на шее по нескольку нитей разноцветных бус. Расчищая шкафы перед ремонтом дома, она нашла несколько шкатулок с украшениями, купленными в магазине Кирилла. Сделанные из стекла, они придавали платью роскошный вид за цену, доступную любой женщине. Николь сделала эти «поддельные» ювелирные изделия привлекательными.
Она стремилась и себя сделать более привлекательной и значительной. Для этого надо выйти замуж: Николь мечтала об этом, как о способе защиты и самоутверждения. Выйти замуж: только тогда закончится ее отверженность. Выйти замуж – тогда жизнь уродца сменится жизнью настоящей. Выйти замуж – значило перестать жить жизнью лишнего человека. Выйти замуж – и наконец она станет кем-то значимым.
Одни люди обманывали других людей многократно. Осенью 1929 года, вероятно, впервые, люди сумели обмануть самих себя.
Глава двенадцатая
1
Придя домой январской новогодней ночью, Николь застала вечеринку в полном разгаре.
– Присоединяйтесь к нам, – пригласил ее кто-то, неизвестный ей, едва она появилась в дверях. – Шампанского вдоволь!
Николь прошла в гостиную к Киму. Он сидел на полу перед камином рядом с Питом Астуриасом из «Трибюн», а за ними человек, в котором Николь узнала официанта из ресторана «Липпе», лежал на полу, опираясь на ладони и носки ног, и делал отжимания. Ким и Пит считали: «Двадцать три! Двадцать четыре!»
Николь улыбнулась и встала на колени, чтобы поцеловать Кима.
– Привет, дорогой! Я ждала тебя до без четверти девять…
– Тс-с – предостерегающе сказал Ким. – Это очень важно. Я не имею права сбиться со счета. Двадцать пять!
У официанта было уже красное лицо, струйки пота текли по щекам, вискам. Жилы на шее вздулись от напряжения. Когда он попытался отжаться в двадцать шестой раз, руки его обмякли и он вытянулся на полу.
– Теперь тебе причитается штрафной, – радостно закричал Ким. Он налил стакан красного вина и передал его официанту. Тот выпил стакан залпом. – Шампанское здесь нужно заработать, – объяснил Ким Николь. Он был пьян, возбужден, и голос его звучал выше, чем обычно. – Если проигрываешь, то пьешь обычное вино.
– И что нужно сделать, чтобы заработать шампанское? – поинтересовалась Николь, удивленная шумом, количеством людей и этим странным состязанием. Человек двенадцать стояли кругом, наблюдая за происходящим, оживленно споря, комментируя, делая ставки. Элегантная гостиная, которую они вдвоем со Стасом так тщательно проектировали, превратилась в прокуренный, забитый людьми притон. Повсюду валялись стаканы, бутылки, пепельницы, блоки сигарет, там и сям стояли тарелки с сыром.
– Ким отжался тридцать раз, – объяснил Пит Астуриас. – Это рекорд. Любой желающий может попытаться его побить. Тот, кому это удастся, получает бутылку шампанского. Кто проваливается – пьет обычное вино.
Испанский поэт, которого Николь знала как заядлого посетителя кафе на Монмартре, пробился к Киму через кольцо зрителей.
– Я попробую, – сказал он, расстегивая рубашку и ложась на пол. – Я смогу это сделать. Я очень сильный мужчина.
Раздались ободряющие крики, были заключены пари, черноволосый испанец начал отжиматься. Николь удивленно наблюдала за этим, происходящее стало ее забавлять.
– Восемнадцать! Девятнадцать!
– Держу пари – он не отожмется двадцатый раз!
– Держу пари – отожмется!
– Пари! – Человек вытащил из карманов франки.
– Двадцать!
Крики, свист, возгласы. Все, находившиеся в комнате, собрались вокруг испанца. Он продолжал, на его руках резко обозначились сухожилия.
– Двадцать восемь! Двадцать девять! Тридцать! Тридцать один! Тридцать два! – Испанца окружало человек сорок, они хором считали. Он сделал сорок одно отжимание и поднялся.
– Шампанского, пожалуйста, – сказал он вежливо, как истинный кастилец, даже не задыхаясь после проделанных упражнений.
Ким открыл бутылку и вручил ее поэту. Тот выпил ее одним залпом.
– Теперь, сэр, я вызываю вас на дуэль, – сказал он Киму.
– Каковы условия? – спросил тот.
– Отжимания. Марафон. Проигравший выпивает бутылку рома, а выигравший получает шампанское. Согласны?
– Согласен! – ответил Ким. Николь была испугана. Она наблюдала, но ничего не говорила.
– Вы будете судьей, – обратился поэт к Питу Астуриасу. – Вы согласны? Сеньор Пит – рефери.
– Согласен, – вновь ответил Ким. – Пит будет регистрировать пари. Теперь все отойдите в стороны, – сказал Ким, – освободите место для общепарижского чемпионата!
Ким расстегнул воротничок и закатал рукава. Они расположились на полу лицом к лицу с испанцем так, что могли смотреть друг другу в глаза, и начали ритмические отжимания под счет наблюдающих.
Двадцать пять отжиманий они миновали легко. Тридцать тоже. Хор превратился в ритмические крики. На сороковом отжимании Ким почувствовал напряжение. На лбу появились капли пота, а жилы на руках набухли. Мышцы на предплечье начали дрожать. Он продолжал. После сорок второго отжимания возбуждение зрителей возросло и крики стали громче.
– Сорок шесть! Сорок семь! Сорок восемь! Сорок девять! Пятьдесят! – Крик перерос в рев.
Николь видела, как руки Кима дрожат все сильнее, мышцы набухли до предела. Испанец, тонкий и мускулистый, тоже начал уставать, хотя продолжал отжиматься, дыхание его стало тяжелым. Толпа продолжала счет.
– Пятьдесят один… пятьдесят два… пятьдесят три…
– Почему вы не остановите их? – спросила Николь.
– Никогда! – Ким с трудом дышал и еле выговорил это слово. – Я переиграю любого человека в Европе.
– Пятьдесят четыре… Пятьдесят пять… – Вдруг испанец упал: руки его неожиданно потеряли силу, и он упал на пол, весь в испарине, хватая ртом воздух.
– Ким выиграл!
– Новый рекордсмен!
– Вот видишь, я же говорила, что американцы мощные мужчины! – сказала корреспондентам «Пари трибюн» какая-то француженка, неизвестная Николь.
– Теперь ты должен выпить ром, – сказал Ким.
– Я могу это сделать, – сказал испанец. – Я очень сильный мужчина. – С этими словами он взял бутылку мартинского рома и осушил ее залпом, как перед этим осушил бутылку шампанского. Николь думала, что теперь-то уж он упадет замертво. Но он лишь улыбнулся и сказал Киму: «Мы должны назначить день для нового поединка».
– В любое время, – ответил Ким; раздались хлопки открываемых бутылок шампанского, кто-то опрокинул одну бутылку на голову Киму. Пенистое вино стекало по его лицу, а Ким слизывал его из уголков рта. Он поднялся, потный, облитый шампанским, и поцеловал Николь под общие аплодисменты. На губах она почувствовала вкус соли и шампанского и улыбнулась. Она начала понимать, что происходило. К десяти часам вечеринка закончилась, они остались одни. К половине двенадцатого прислуга убрала остатки пиршества, разожгла огонь в камине. В полночь Ким поцеловал Николь и сказал ей:
– Сегодня я завершил свою книгу.
– Я знаю, – сказала она и улыбнулась.
2
Празднование продолжалось две недели. Друзья, знакомые, завсегдатаи кафе кружились вокруг Кима. Они болтали с ним, пили с ним, следовали за ним по его сиюминутному капризу на блошиный рынок или в квартал «красных фонарей» вокруг улицы Сен-Дени, или в «Лез Алль», чтобы на рассвете отведать лукового супа.