Тогда бог забрал к себе его жену и девятерых детей, одного за другим. А сатана явился к Волку и сказал: «Ну, побратим, отныне мы с тобою настоящие братья! Ты продал мне душу, но не скрепил договор печатью, если хочешь еще жить, настало время это сделать! Ибо следует тебе знать, что кончился срок дарованной тебе богом жизни, я могу ее продлить, но с одним уговором, что отниму у тебя ноги, потому что здоровые ноги могут привести тебя к церкви и покаянию! Итак, значит, если хочешь жить, обмакни в собственную кровь палец и приложи его вот сюда!» И нечистый вынул договор. Волк сказал: «Дай подумать одну ночь». Дьявол согласился. В ту ночь к Волку явилась жена со всеми их девятью детьми, и они стали умолять не слушаться дьявола и последовать за ними к господу богу. Но сердце его окаменело, и, когда на заре снова пришел дьявол, Волк рассек ладонь и кровью скрепил договор! И в тот же миг у него отнялись обе ноги. У Волка есть пес с белым пятном на лбу; не желая с ним расставаться, он просил нечистого продлить жизнь и ему. Дьявол разжал псу пасть и вдохнул в него свое дыхание, и теперь пес понимает человеческий язык. И еще сказал Волк сатане: «Побратим, есть у меня добрый друг в селе Милеваце, Кобель, ты его знаешь. Продли любой ценой жизнь и ему!» Сатана улыбнулся и промолвил: «Кобель давно уже мой и скрепил договор, как и ты! Будет жить! Только сгорбится в три погибели, я подложил ему червячков в позвоночник!» С тех пор эти трое — дьявол, Волк и Кобель — не расстаются и чинят жителям всяческие пакости!»
Побратимы знали об этих россказнях и часто над ними потешались. Бывало, прохожий слышит такой разговор: «Ты знаешь мошенника, что сейчас проходит мимо?» Пес лаял. «Ладно, запомним его!» — продолжал Волк или Кобель, а перепуганный загорец, крестясь, спешил унести ноги.
Местный настоятель фра Ангел, ненавидевший все, что доставляет заботы и беспокойство, грузный мужчина пятидесяти лет, весь заплывший жиром, с трудом служил мессу и обмирал, когда приходилось нести причастие больному. Конь у фра Ангела тоже был тучный. Фра Ангелу надоели вечные расспросы и рассуждения об одержимых бесом стариках; особенно допекали случайные гости из дальних мест; явится такой гость, испросит благословение и потом так или этак, но обязательно задаст вопрос: «Ради бога, отче, скажите, правда ли, что в вашем селе живет человек, который водится с чертом? И сказывают, не расстаются!» Фратер обычно отвечал на это: «Правда ли то? Правда ли это? Будто я тот, на небесах, всеведущий! Все может быть!» Загорцы весьма почитают фратеров, однако же каждый из них в душе немножко Волк. «Но, честной отец, — возражает гость, — если тебе не ведомо, кому же тогда ведомо? А раз все твердят, значит правда! Нехорошо это, для всей округи нехорошо, не говоря уж о селе!» — «Но что же я могу сделать!» — неосторожно выпалил как-то фратер. «Как что?! А святые молитвы, изгоняющие дьявола? Прежние фратеры это делали!»
С тех пор фра Ангел стал осторожнее. Он изучил в большом требнике обряд экзорцизма[46]. Беда была только в том, что изгнание полагалось совершать в доме одержимого, а «вра» придерживался поговорки: «Бойся бога, но бойся и того, кто бога не боится!» Однако, узнав, что прихожане собираются подать на него жалобу церковным властям, фратер решил попытаться что-нибудь сделать и однажды утром, еще до восхода солнца, взяв в одну руку требник, в другую зонт, направился к Волку. Шел он неторопливо, рассуждая про себя: «Крестьяне сейчас диву даются и спрашивают: куда это фра Ангел идет без псаломщика?» И в самом деле, встречавшие его затрнчане удивлялись и недоуменно спрашивали друг друга, что это значит. Фра Ангел (который не мог иначе рассуждать, как только беседуя вслух с самим собой, причем всегда говорил себе «мы») продолжал: «Во всяком случае, главное, чтобы крестьяне знали, что мы ходили к этому отступнику! Во всяком случае, это главное… Так-то так, но придется побеседовать с ним! А что я ему скажу? Тхе, чему нас бог вразумит! Отче мой! Если не может чаша сия миновать нас, да будет воля твоя, но, во всяком случае, лучше бы ее не испить!»
И так, то рассуждая с самим собой, то читая вслух из требника, фра Ангел, все громче и громче сопя, продвигался вперед, залитый лучами жаркого июньского солнца. С середины села дорога начинает спускаться под гору, и потому Волк мог снизу ясно распознать даже ребенка. Заметив фра Ангела, Юрага поднял брови. Последний раз он видел фратера на похоронах жены. «Не заболел ли кто из Лопушиновых?» — подумал Волк, но тотчас сообразил, что в таком случае фратер был бы с причастием и не шел бы пешком. «Уж не ко мне ли несет его черт?» — решил он наконец и нахмурился. Кнез, следивший за каждым его движением, наставил уши и весь напружинился. Они обменялись взглядами, и хозяин улегся на скамью, сказав собаке: «Куш, куш и ты!» Ангел, заметив это, пробормотал: «Вот проклятый, прикидывается спящим, а Кнез, того и гляди, в нас вцепится! О пречистая дева, вразуми нас, что делать?» Не видя никого ни в поле, ни подле «башни» Лопушины, честной отец продолжал: «И как назло, кругом ни души! Значит, кроме бога и его святых угодников, никто не придет к нам на помощь! Впрочем, не грешите, фра Ангел! Неужто вам мало небесного воинства? О, фра Ангел, до чего слаба ваша вера! Да, брат, конечно, немощны мы, но опять же бойся того, кто не боится бога и кто сдружился с нечистым!» Непрестанно колеблясь, добрел он до угла усадьбы, предусмотрительно свернул с дороги и двинулся вдоль ограды, пока не поравнялся с Волком, который притворился, будто спит мертвым сном. Взгляд фра обшарил нечестивца, взял на заметку длинное ружье и Кнеза, морда которого покоилась на лапах, а ухо, обращенное к хозяину, было настороже. Сердце фратера забилось, воображение заработало, он уже видел себя сраженным в самое сердце пулей, а дьявольский пес вгрызается ему в ноги и живот; когда страх достиг предела, святой отец воззвал к Иисусу и деве и слабым голосом пролепетал: