— Голову выше, плечи назад, грудь вперед! — скомандовала Лив, хватаясь за знакомую дверную ручку в виде львиной головы. — И все мысли — только о счастливых моментах!
Эх, зря она… Как ни любила я Фрэнни, за которой всегда шлейфом тянулся миф о замечательном высшем обществе, где все милы и элегантны, Академия воскрешала в моей памяти моменты совсем другого свойства. Увы, бороться с этим было бесполезно: при виде красной двери горечь воспоминаний поднималась как будто из самого желудка.
Лив потянула дверь, и в нос ударил ностальгический запах натертых полов, высоких потолков и живых цветов, от которого голова сразу пошла кругом.
— Бетси? — словно через вату, прозвучал голос Лив. — С тобой все нормально?
Я слегка пошатнулась, глядя на черно-белый шахматный пол в холле, однако в следующую секунду увидела знакомое лицо — и сразу же взяла себя в руки. Как будто против воли, спина моя тут же выпрямилась, плечи развернулись, на лице заиграла ослепительная улыбка. У входа в гостиную стоял лорд Пелхэм Филлимор — мой приемный отец и хозяин этого дома. В черном костюме с Сэвил-роу[5] он казался еще более худым. Неуклюже пытаясь соблюсти завещанный Фрэнни праздничный дресс-код, он украсил себя ярко-красным платком в нагрудном кармане, при этом его аристократическое лицо напоминало серую маску, обрамленную сединой.
Мне невольно захотелось обнять его, но, насколько я знала, на людях лорд П. позволял в свой адрес подобные действия только в одном случае: когда портной обхватывал его с сантиметром в руках, чтобы уточнить объем груди. Тем не менее я заметила, что он смягчился при виде меня, и улыбнулась в надежде, что он прочтет этот порыв в моих глазах.
— Бетси, — произнес лорд П., протягивая ко мне руки. — И Оливия, как мило. Проходите.
Я уловила иронию — и в том, как он чмокнул меня в щеку, и даже в том, что вообще пригласил войти в Академию Филлимора. Надо же, как будто не лорд П. десять лет назад наперекор жене решил, что мне здесь не место…
Глава 2
Рукопожатие должно быть твердым, но не тесным: во время него вы делаете три легких встряхивающих движения вверх-вниз от локтя и при этом неотрывно смотрите человеку в глаза.
В тот день, когда я поняла, что никогда не стану студенткой Академии, не переступлю порога ни одной из классных комнат, где учат складывать салфетки и разговаривать с принцами, я словно пробудилась от спячки. Как будто в один момент закончилась волшебная жизнь, сошедшая с замусоленных страниц романов Джорджет Хейер,[6] которые читала Нэнси, — и началась другая, более близкая к реальности.
Конечно, говоря так, я слегка драматизирую. Мне тогда исполнилось восемнадцать, и определенный опыт реальной жизни, безусловно, у меня был: в частности, я успела два раза провалить экзамен по вождению и проколоть уши. Но я имею в виду другое: тогда я впервые реально задумалась, кто я на самом деле. Не в смысле, кем именно я была брошена — обманутой актрисой, подгулявшей наследницей титула или чахоточной балериной. А вообще — насколько ценна моя личность?
До этого я купалась в любви трех абсолютно преданных мне женщин — Фрэнни, Нэнси и Кэтлин и была вполне довольна своим таинственным прошлым. Фрэнни относилась ко мне как к дочери, и, если честно, я тоже воспринимала ее как родную. Согласитесь, странно тосковать по «настоящей» матери, если не знаешь даже, какого цвета у нее глаза. Тем более когда рядом «ненастоящая» Фрэнни любит тебя всей душой.
До одиннадцати лет я ходила в очень приличную начальную школу возле Букингемского дворца, а потом Фрэнни отправила меня в свой пансион в Йоркшир. Там в первый же вечер я познакомилась с Лив: бедняжка рыдала над куриными наггетсами, потому что они напоминали о родном доме. Ее отец Кен, ирландец по происхождению, весьма (и очень весьма) предприимчивый риелтор, сколотил капиталец, грамотно угадывая, какой именно участок лондонской земли из грязной дыры превратится в золотое дно. Мать, Рина, когда-то была моделью, точнее «ногами», одной известной фирмы, производящей чулки. В пансионе среди шикарных «девушек на миллион» мы обе чувствовали себя чужими: Лив была слишком тощая, кроме того, ее бодрый ирландский акцент не вписывался в принятые здесь заунывные «да ну-у»; а я — слишком рыжая и одета как девочка, которая выросла в пансионе благородных девиц (жемчуг, юбки в цветочек в стиле Лауры Эшли и каблук рюмочкой). В общем, мы с Лив сошлись сразу.
6
Джорджет Хейер — популярная в свое время (тридцатые — пятидесятые годы XX века) английская писательница, творившая в жанре иронического детектива.