Я подошел ближе и вложил в карман отцовской рубашки рубль. Да, много раз слышал, что плохая примета и так делать нельзя, но отец всегда говорил, что долг — это святое. И мне не было страшно, когда я это делал.
— Будь он проклят! Чтоб он сгорел от своей жадности! Пусть слезами своими умывается, так же, как и я сейчас умываюсь! — кричала мама с коридора, и я поспешил к ней.
Я вытер влажные волосы полотенцем и взглянул в запотевшее зеркало. Есть в общественном месте — я не хотел, да и не любил. Знал, что там вечная антисанитария, поэтому решил устроить для Юли сюрприз и приготовить что-нибудь самостоятельно. Вот только проблема заключалась в том, что в квартире не было продуктов, а те что оставались, давно уже испортились. Собравшись, я оделся потеплее, проверил бумажник и вышел из квартиры, столкнувшись со своей соседкой.
— Здравствуйте, — сказал я, отчего у Брянской взлетели брови вверх от удивления, и она только и смогла кивнуть.
Никогда с ней не здоровался. Не нравилась мне она. Вечно недовольная, угрюмая и вообще странная женщина. Но сегодня… сейчас все изменилось. Я отбросил все плохие мысли куда-подальше и по-настоящему смог насладиться жизнь. Летел в небольшой магазинчик на углу словно на крыльях. Нужно было придумать, чем я предпочитал обедать. Время близилось к трём часам. За разговорами с Юлей я и не заметил, как прошло время. Но это было здорово. Я почувствовал что-то чего у меня никогда не было.
Людей было предостаточно. Они были всюду: на улицах, в магазинах были огромные очереди, и я не сразу понял что случилось. Лишь уже будучи на кассе со спагетти и курицей в корзине, я услышал «С наступающим!» и ошарашенно взглянул на кассира. Я отстоял в очереди минут двадцать, и теперь, осознав, что завтра тут и вовсе будет не протолкнуться, нужно было закупиться. Я уже давно не отмечал никаких праздников, но в этом году я хотел быть в кругу нужных мне людей.
Набрав полную тележку продуктов: и нужных, и ненужных, я снова отстоял очередь и вернулся домой. Поставив пакеты на стол, мне оставалось только передохнуть и можно было приступать к готовке, но в дверь позвонили. Юля вернулась. Я был уверен, что это она, поэтому не раздумывая открыл дверь и охнул. На пороге стоял Есенский. Он расставил руки в стороны, зажимая в одной бутылку, а в другой книгу.
— Дружище-е-е! Я в дерьме! — громко объявил он и ввалился в квартиру.
Я покачал головой, прислушался к звукам на лестничной клетке и закрыл дверь. Серега прошел на кухню, сел за стол, громко поставив бутылку.
— Наливай!
— Да я… и не планировал… я же…
— Давай, не мямли, как всегда. А че за пакеты?
Я шумно вздохнул, достал из шкафа стакан и поставил перед бывшим другом. Он уже был навеселе, от него несло алкоголем, и стало очень интересно, что его привело ко мне. Вряд ли он пришел бы, чтобы поздравить меня с моей первой книгой.
— Прикинь, я совсем случайно нашел твой адрес в записной! Думаю, дай-ка приеду. А чего один стакан? Давай второй! — он поднялся, прошел к шкафу и достал ещё один, потом долго разбирался в том, как открыть бутылку. — А че с лицом? Откуда синяк?
— Да так, ерунда…
Не понимал его намерений. Что ему было нужно? Почему он так яро собирался меня напоить? Надоело одному? Я стал разбирать пакеты и поглядывал на время. Юля должна была уже вернуться, но я бы не хотел, чтобы к ее приходу Есенский был все еще тут.
— Так и что у тебя случилось? — спросил я и тут же получил в руки стакан с крепким алкоголем.
— Вот! — он залпом влил в себя виски и протянул мне свою книгу.
— А что не так?
— Что не так?! — взорвался Есенский. — Ты серьезно? Ты глянь, как эти придурки мелко мое имя напечатали! Они бы вообще убрали его с обложки! А мы с ними договаривались! Уроды!
— Действительно. — Выдохнул я и в пару глотков осушил стакан.
Очень было неприятно от того, что я к своей мечте шёл столько лет, а этот тупоголовый жалуется на мелкий шрифт. После первого стакана разум словно помутнел. А дальше все шло, как… шло. Мы с Серегой говорили о работе, потом разговор зашел о детстве, а там и о моей болезни. Мы выпили чуть больше половины бутылки, Серегу унесло, да и меня тоже. В голову лезли отвратительные мысли.
Я сидел на подоконнике у открытого окна, курил и рассказывал о лечении своей болячки, когда на кухне появилась Юля. Она скривилась, взглянув на Есенского и перевела взгляд на меня. Мне стало одновременно неловко и неприятно от того, что Юля мало того, что задержалась, так еще и ворвалась в мою квартиру без спроса. Я не знал, как объяснить Сереге о том, почему эта девчонка вечно рядом. Может быть потому что она уже стала мне близким человеком? К тому же после того, что было между нами, мы точно стали ближе. Мой опьяненный разум не давал возможности правильно мыслить.
Юля подошла к окну, закрыла его и выхватила у меня из рук сигарету, поворачиваясь к Есенскому.
— Что тебе тут надо? Тебе рядом с ним медом намазано? Зачем ты приперся? — с напором начала Юля, потом затушила сигарету и уперев руки в бока. — Ты его напоил? Тебе на улицах собутыльников мало? Пошел отсюда!
— Марин, это кто? Ты себе завел домашнего питомца?
— Серег, давай не будешь грубить, — сказал я, соскочив с подоконника и чуть не упал.
— Бери теперь свои ноги в руки и вали отсюда. — не унималась Юля, а на все мои попытки дотронуться до нее оказались безрезультатными.
— Ты вообще знаешь кто я такой?
— Мне наплевать, кто ты такой! Но знаешь что?! Одно мое слово, и ты вылетишь из своего тухлого издательства, а в другие тебя попросту не возьмут! Я уж точно позабочусь об этом!
— Слушай сюда! — Есенский резко поднялся на ноги, склонившись над Юлей, отчего я испугался, что он может ударить ее. — Ты вообще знаешь, что я его друг? С детства! Мы с ним и через огонь, и через воду, а ты… кто ты такая, чтобы что-то мне указывать?!
Он ткнул пальцем ей в грудь, и это меня разозлило.
— Так, Серег, давай отсюда. Тебе пора. — Я отодвинул Юлю в сторону и взял Есенского под руку.
Я сам еле стоял на ногах, но должен был показать, что никому не позволю так с ней разговаривать. Она заслуживает уважения.
— Вот как? Друга на бабу? — возмущался Серега надевая ботинки.
— Давай молча.
Юля стояла в дверях кухни и наблюдала за нами, а я мечтал выкурить еще одну сигарету, потому что меня начинало подташнивать от выпитого количества.
— Да она тебя бросит, как только узнает, что ты вот-вот сдохнешь! На квартиру позарилась, ты ж глянь на неё! Как она могла на тебя глаз положить? — шепнул мне Есенский, выходя из квартиры, на что я грубо вытолкнул его на лестничную клетку и закрыл дверь.
Перед глазами все плыло. Становилось все хуже, но мне предстоял еще разговор с Юлей, а это было куда страшнее.
Вернувшись на кухню, я снова сел на подоконник и взглянул на Юлю. Она продолжала стоять там, где стояла и молча на меня смотрела. Может быть ждала, что я начну извиняться? За что? Есенского я выставил за дверь, а то, что мы немного выпили — это… касалось только нас с ним и нашей, когда-то закончившейся, дружбы.
— Теперь я понимаю, почему у тебя до сих пор нет семьи. — Внезапно выдала Юля, присев на стул, на котором пару минут назад сидел Серега. — Ты делаешь только то, что хочешь ты… и, к сожалению, это никак не исправить. Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты хоть чуточку прислушивался ко мне.
— Я не собираюсь отчитываться.
— Я не собираюсь отчитывать! Марин, ну ты же сам понимаешь насколько все серьезно… А этот козел что тогда в больнице строил из себя не пойми что, и теперь пришёл к тебе же домой и заставил тебя пить! А если тебе, не дай Бог, сейчас плохо станет? Укол делать нельзя! Ладно… я вижу, что до тебя я сегодня не достучусь. Поеду домой, раз уж здесь мне не рады!