Девчонка, пораженная ее словами, не смогла промолчать. Страх говорил внутри нее, пускай она боялась скорее по привычке.
— Ты впустила одного из них под крышу, где он жил, поишь и кормишь его, знаешь, когда он оправляется ко сну…
— К чему ты говоришь мне об этом, милочка? — Изет растирала ее руки, избавляя от грязи, пота и крови ее светлую кожу, то и дело выливала на нее кувшин теплой воды. Она быстро окрасилась в красный.
— Тебе ни разу не хотелось его убить?
— Не он вонзал меч в сердце моего сына. Если каждый из нас будет преисполнен мести, то войне не будет конца. Он потомок дома Бранд. Если бы ты была менее невежественна, то это сказало бы тебе о многом. Меньше всего он желает войны. Как и я. Как и ты.
Изет вдруг дотронулась до волос Мириам. Она погладила ее по голове нежно, как мать утешает своего ребенка. Девочка отстранилась, от того, что к ее горлу снова подступили слезы. Чужая жалость сделала ее слабой и маленькой. Она совсем не знала ласки, и случайное прикосновение едва знакомой женщины уничтожило всю ее спесь. Больше они не перекинулись ни словом.
Хозяйка таверны отдала Мириам старую льняную одежду своего сына и стоптанные башмаки, собрала ее волосы в тугую косу и усадила за стол, и оставила ее одну. Девчонка набросилась на еду, ела так жадно, как только ей позволяла раненая ладонь.
Пресная каша, остатки сыра и молоко вернули ей силы. Там, сидя в таверне, она вдруг поняла, что жива, и в то же время мертва. Прежняя жизнь для нее оборвалась на мосту, где она ожидала казни. Ей нестерпимо хотелось сбежать и найти Реми. Они бы исчезли из города вместе, и никто никогда не нашел бы их. Но Морган вернулся слишком быстро, раньше, чем Мириам успела расправиться со своим голодом, и придумать как ей выжить одной в городе, где каждый желал ее смерти.
Заслышав издали незнакомые стремительные шаги, она схватила тупой нож для сыра, но даже не успела выскочить из-за стола — Морган ворвался в комнату, словно вихрь, увидел перед собой девчонку, готовую наброситься на любого чужака, и засмеялся.
— Воистину гневное создание! — проговорил он, — Ты верно вздумала защекотать им кого-то до смерти! Уж не меня ли?
Мириам думала рассердиться, но заметила, что смеется мужчина на удивление замечательно, и это никак не вязалось с его холодной внешностью. Он присел за стол напротив нее, и, не спрашивая дозволения, притянул ее израненную руку к себе, чтобы как следует рассмотреть. Глядя на то, как он склонился над раной, Мириам подумала, что может огреть беспечного лорда по голове крынкой с остатками молока, а затем улизнуть, но что-то ее остановило. А северянин и не думал опасаться, а только цокнул неодобрительно языком, и полез в сумку, висевшую на поясе. Маленький темный бутылек мелькнул в его руках.
— Что ты знаешь о Дагмере, Мириам? — он в первый раз назвал ее по имени. От его пристального взгляда девчонке снова стало не по себе — его глаза были темными и колючими, словно в них отражалась буря, способная уничтожить весь мир. Но теперь ее это не испугало, а скорее наоборот. Если бы он не держал ее руку, она бы убежала подальше от этой комнаты, чтобы не выказать свое смущение.
— Будет больно, — предупредил Морган, так и не дождавшись ответа, в то время, как краска заливала ее лицо.
— Больнее уже не будет, — выдохнула Мириам.
Северный лорд открыл бутылек и плеснул что-то едкое прямо на ее раскрытую рану. Если бы он не держал ее за руку, она лишилась бы чувств, и осталась бы лежать на полу в этой чужой комнате.
— О, небеса! — закричала Мириам, как только вновь смогла говорить, — Создатель послал тебя для того, чтобы ты пытал меня!
Морган невозмутимо достал из сумки чистые повязки, и принялся накладывать их на ее ладонь.
— Я затяну потуже, чтобы ты никогда не забывала об этом, — ответил он, — Так что ты знаешь о Дагмере, Мириам?
— Что это было?! — сквозь всхлипы проговорила она, чувствуя, как миллионы игл вонзаются в ее руку. Дернувшись, она не дала Моргану закончить перевязку, думая, что его снадобье разъело ее кости. И не поверила своим глазам — от глубокой раны, нанесенной его клинком, не осталось и следа, словно ее и не было. От удивления она затихла. Собственный дар ей показался более реальным, чем это исцеление.
— Я знаю о Дагмере только то, что его невозможно покорить, — проговорила она шепотом, — Какую войну можно вести с тем, кто не помнит своих ран?
За городом. Мецца, Руаль
Больное плечо тревожило не беспокоило Мириам. Ее совсем покинула боль. Морган позаботился даже об ее рассеченном лбе. В чужой одежде и исцеленная она почувствовала себя другой, какой-то незнакомой прежде девушкой. Ей было стыдно в этом признаться, но ее спутник больше не казался ей кровожадным убийцей. Впрочем, до конца она ему не верила, как и он ей. Однако северный лорд честно сказал, что умышленно не раздобыл для нее кобылу, чтобы не соблазнять ее на побег. Мириам была даже рада этому — сама бы она ни за что не справилась с поводьями — животные очень часто боялись ее.
Они ехали по пыльной дороге, а Морган расспрашивал Мириам о жизни в Мецце и Реми. Он рассказал, что ее друг отыскал его у контрабандистов в ту же ночь, когда она была схвачена стражей. И одному Создателю только известно, как ему это удалось — Морган переправлялся из-за моря после Призыва, закончившегося смертью ведьмы — он изобличил женщину, призвавшую его, в запретной магии, и та была сожжена. С рассветом он бы снова отправился в путь, но этого не случилось — он не мог не поверить Реми, и допустить новую расправу.
— Славный парень этот твой друг. Жаль, что не маг, — заключил он, и отчего-то стал пристальнее вглядываться вдаль.
Они ехали по дороге, окруженной деревьями, усыпанными белыми цветами. Они источали приятный дурманяще сладкий аромат. Они росли так близко друг к другу, что Мириам не могла угадать во что именно вглядывается Морган, впервые за весь путь бросивший свои расспросы. Наконец, он показал куда-то рукой, и, приглядевшись, девчонка выскользнула из седла, а затем рухнула на землю, словно тюк с товаром в порту.
У дорожной развилки, стоял человек пропахший морем, с волосами, выгоревшими на солнце. И сердце ее заколотилось от неудержимой радости. Она вскочила, со всех сих побежала к нему, и чуть не сбила с ног. Реми смеялся, заключив ее в свои объятия.
— Я знала! Знала, что ты придешь за мной! — повторяла Мириам все громче и громче.
Он обнял ее еще крепче.
— Ты говорила, что не станешь держать зла. Я обещал, что ты будешь жить. И я сдержал свое слово, верно, цветочек?..
Он никогда раньше не называл ее так ласково. Мириам рассмеялась, не дослушав, но уже не понимая, от чего Реми вдруг так помрачнел.
— Но я давал еще одно обещание. Тому северянину, который спас тебя, и который был так добр, что дал нам попрощаться. Когда-нибудь бы поблагодаришь его за то, что он для тебя сделал.
Девчонка смотрела на своего друга в недоумении широко распахнутыми глазами. Он все еще держал ее за руку, склонил голову, и не смел взглянуть на нее. Каждое слово было тяжелее, чем самый неподъемный груз. На его плече висела дорожная сумка, только в этот раз она понимала, что он готовился отправиться в путь без нее.
Мириам обернулась. Морган не спешился, зная, что это прощание не станет долгим, как и все, что он видел ранее.
— Ты поедешь с ним, — тихо говорил Реми, — Будешь жить среди себе подобных. Перестанешь бояться и прятаться. У тебя всегда будет тепло и кров, и мне от этого радостно. А я ухожу. Если останусь, меня убьют. Вот как все сложилось, цветочек…
Он был обут в те самые стоптанные башмаки, что так не давали покоя Мириам. Но теперь она видела их, словно дымку тумана. Как и его опечаленное лицо, опущенные плечи, загрубевшие от тяжелой работы руки. Даже волосы, так полюбившиеся солнцу, перестали быть для нее такими яркими. Он стоял перед ней как видение. И она не была уверена в том, что это не какое-нибудь неведомое ей колдовство Моргана.
— Что ты будешь делать теперь? Совсем один. Куда ты отправишься? — также тихо спросила девчонка, все же цепляясь за этого призрака.