Ивэн замолчал. Корона все блестела в его руках, а Морган глядел на него невозмутимо, облаченный в свое ледяное спокойствие. С губ юноши сорвалось рычание, а затем слова.
– Что сказал бы про меня отец? Что я за король, раз не вырос здесь, не знаю своих поданных, не ведаю их страхов и желаний. Разве я достоин их? Я хуже безродного бродяги! Мне все твердят, что я – кровь и плоть отца. Но я и сын безумной королевы. Что если рассудком я столь же некрепок, как и она? Возьми этот венец, и покончим с этим навсегда!
Старший из Брандов потянулся к венцу, но не для того, чтобы принять его. Он уложил свою руку поверх пальцев Ивэна и крепко сжал их. Юноше стало больно, но он больше не издал и звука.
– Пусть я останусь единственным, кто услышит это, – тихо проговорил Морган, всматриваясь в лицо племянника. Тот отступил назад, едва почувствовав, что хватка ослабла.
Вернув корону на стол, Ивэн задумчиво уставился в окно, в котором сквозь ромбики стекол все еще виднелся Дагмер со своими серыми крышами, напоминающими чешую уснувшего дракона. Он мог кричать, умолять, заламывать руки и даже плакать, изо всех сил стараясь быть недостойным имени своих предков, а этот город все также будет там – ничего не изменится. И Морган все так же будет стоять в его покоях с кроваво-алым плащом в руках, твердый и незыблемый в своем решении.
По правде говоря, у него не было выбора.
– Что ж, дядя, – произнес юноша громче, чем того желал, – Мне не остается иного, кроме как принять ношу, уготованную мне, со смирением.
Он сам потянулся к отцовскому плащу, сам накинул его на плечи и принялся прилаживать к дублету.
– Запомни, дядя, что я никогда не просил этой милости. Мне все не удается решить… Имя Бранд – это великая честь или незавидная участь?
Переулки Дагмера
Мириам рассказывала ему о том, как король Аарон получил свою корону. В песнях, разносимых музыкантами по тавернам и городским площадям, первый правитель магов был коронован после заключения мира, прямо на поле Ангерранской битвы. Но это была ложь. Красивая, сдобренная подвигами, доблестью и милосердием. Тринадцатилетний Аарон Бранд в те дни находился далеко от самой кровавой битвы, которую только помнят живые – в фамильном замке в Эстелросе. Независимость была дарована Дагмеру лишь спустя несколько лун. Великий Кейрон Бранд, которому полагалось занять трон, не застал этого дня – он и его леди Эдина были убиты. Аарон еще не успел оплакать отца и мать, как на его голову опустилась корона, отвергнутая братом.
Мириам говорила, что Дагмер в ту пору ничем не напоминал тот город, что теперь достался Ивэну. Аарон был коронован у замковых стен, которым только предстояло подняться в свою полную мощь. Надев свой серебряный венец, он стал королем магов, грязи, дорожных шатров и строительных камней. Дагмер напоминал лагерь бродяг, и Ивэн не мог вообразить, как за годы своего правления отец превратил его в процветающий город-крепость. Вопросы роились в его голове, но были в радость – так он мог исцелиться от паники, что то и дело опутывала его. Боевой конь из Тирона, тот самый, громадный и черный, как самая темная ночь, не должен был учуять смятения всадника.
Ивэн прихватил крепче поводья и обернулся назад. По одну сторону от него по дороге, прозванной Волчьей тропой, ехал Морган. Белая дагмерская роза упала ему на колени. Он проворно перехватил ее, поднес к лицу, вдохнул аромат и улыбнулся девушке, бросившей цветок из толпы. По другую – пегим неприметным рысаком правил Стейн то и дело вскидывающий руку в приветственном жесте. Они втроем, спустившись с дворцовой мостовой прервали вереницу магов, идущих к Храмовому холму. Теперь их путь был усыпан белыми лепестками. Они взметались в воздух, падали на мощеную улицу и уносились прочь, влекомые холодным ветром. Толпа расступалась перед ними. Повсюду были слышны радостные возгласы, а Ивэн все думал о том, что его обман вот-вот раскроется. Все поймут, что он не истинный Бранд и не наследник Дагмера. Он был готов придержать коня, и пропустить Моргана вперед. Но горожане ликовали.
– Бранд! Да здравствует Бранд! – крикнул мужчина в толпе, и Ивэн высмотрел его светящееся лицо.
– Они славят вас, Ваше Высочество, – тихо проговорил Морган, на мгновение нагнавший его. – Любезно будет ответить улыбкой.
Лепестки роз снова взметнулись высоко над их головами, а Ивэн в недоумении посмотрел на старшего из Брандов. Потом, словно опомнившись, повел и без того безупречно прямыми плечами и растянул пересохшие губы в улыбке.
– Никто не рождается королем, – послышался ободряющий голос Стейна из-за другого плеча.
– Расступитесь! Дорогу наследнику Дагмера! – послышался чей-то возглас впереди.
– Вперед! – приказал Ивэн своему все еще безымянному боевому коню, когда Храмовый холм оказался совсем близко. Тот по одной его команде ринулся вперед быстрее, чем прежде.
На площади у храма собрался весь город. Юноша прикрыл глаза ладонью, заслоняясь от лучей выглянувшего солнца – он хотел разглядеть пришедших, но у него не вышло. Маги толпились и на улицах, ведущих к холму – их было бесчисленное множество. Как только все трое всадников оказались у ступеней, ведущих к храму, Ивэн различил глухой, разрезающий возгласы толпы ритм.
Бам! Бам! Бам!
Рыцари Дагмера, сверкающие своими начищенными до блеска доспехами, били по щитам тяжелыми латными перчатками.
– Бранд! – выкрикнул один из них, вторя гулким ударам.
– Бранд! Бранд! Бранд! – подхватили рыцари, а вскоре и остальные маги.
Ивэна снова охватила дрожь. Он шумно выдохнул, осторожно спешился и принялся подниматься по ступеням, возвышающимся над толпой. Он задумал пересчитать их мысленно, но сбился уже на пятой. Вверху у самого храма его уже ждали остальные члены Совета и пастор Эйлейв, бледный как полотно. Казначей Ульвар и глава Священного караула Тревор наблюдали за происходящим равнодушно. Сир Янош Пратт улыбался своим щербатым ртом, глядя на восходящего по лестнице Ивэна.
– Сияешь, как южная принцесса. Ни дать, ни взять, – усмехнулся он тихо, как только понял, что юноша сможет его услышать.
Пратт явился в город с доброй частью рыцарей за несколько дней до коронации. Познакомившись с ним, Ивэн сомневался в оправданности его славы – таким простаком тот казался с отсутствием нескольких зубов и непокладистой рыжеватой бородой. Но он быстро понял, что воин казался добродушным недотепой лишь на первый взгляд. Тревор все еще был наделен в его мыслях презрением. Об Ульваре он все еще не мог сказать ничего.
Казначей зашипел на Пратта, рискнувшего рассеять излишнюю помпезность происходящего. Все трое склонили голову, как только Ивэн перешагнул через последнюю ступень. Ему очень хотелось обернуться назад и взглянуть на магов, выкрикивавших его имя, но, согласно церемонии, ему предстояло это сделать уже будучи их королем.
– Опустись на колени, племянник, чтобы подняться Ивэном Первым правителем Дагмера и защитником магов.
Морган, последовавший за ним, взял в руки поднесенную на подушке из темной ткани корону. В лучах солнца рубины играли ослепительными красными бликами, и толпа ахнула, увидев венец нового короля.
Опустившегося на колени Ивэна нисколько не интересовали переливы драгоценных камней, оказавшихся над его головой. Краем глаза он следил за Стейном, по взмаху руки которого возгласы в одночасье стихли. Вмиг наступила пронзительная тишина, такая что было слышно, как десятки знамен трепещут на ветру.
Ивэн не удостоил внимания пастора Эйлейва, прикоснувшегося к его плечу стареньким томом Писания, над которым он молился на рассвете. Куда важнее было то, что мастер Стейн Локхарт выковал для него меч, подобного которому нельзя было отыскать. Зашуршали ножны, и через мгновение на плечо Ивэна легла сталь.
«Он заковал в этот клинок сам Север», – подумал юноша, стыдясь мысли о том, что такое оружие стоило всех его мучений.
Меч был простым, но сталь, из которой он был выкован, завораживающе сияла, совсем как путеводная звезда. Его рукоять была овита тонкой черной кожей. По широкому лезвию бежал глубокий желоб. Гарда меча была украшена узорами, которые Ивэн не мог разглядеть, глядя на клинок снизу вверх. Стейн Локхарт дрался с каждым, кто носил выкованное им оружие, и в стали рассказывал свои истории об этих людях. Клинки были похожи на своих владельцев и Ивэн был безмерно счастлив оттого, что его меч оказался таким – он словно желал именно его с того дня, как получил свои первые синяки в учебном бою.