Он качнулся на пятках, засунул большие пальцы за кожаный ремень и улыбнулся шире прежнего. С виду он был не красавец: крупное круглое лицо и губы, кривящиеся, как только он умолкал, в жестокой усмешке, но говорил сукин сын, как опытный оратор, богатым, сильным, сочным голосом.
Да, голос у него был, и пользовался он им с заметным удовольствием.
– Не ваша вина, разумеется. Нельзя ожидать, что такие, как вы, сумеют сдержать свои… низменные порывы без приказов или законов извне. Прежнее Гнездо позволяло вам беситься, потому что желало видеть здесь разброд и беспорядок. Серьезное упущение. – Оратор покачал головой. – Достойно сожаления. К счастью, есть мы, и мы приучим вас к этим понятиям. Вот это… – он уверенно нацелил палец в огни пожара, – называется «правосудие».
Несколько секунд ошарашенная толпа переводила взгляды с мужчины в форме кеттрал на пожирающий их жалкие жилища огонь. На слух Гвенны, речь представляла собой чистое словоблудие – много болтовни, мало смысла. Однако никто больше не пытался убить ублюдка, стало быть, кое-чего он достиг. Когда же Гвенна всмотрелась в лица вокруг стоящих, то обнаружила на них озлобленность и страх, но не удивление. Может, они и негодуют, но ясно понимают, за что люди в черном жгут их дома. Она снова обратила все внимание на причал.
– Когда вы даете приют бунтовщикам… – с наигранным гневом разглагольствовал глава людей в черном, – бывает вот так. Когда вы прячете бунтовщиков в ваших жалких чуланах и погребах, мы их сжигаем.
Оратор плюнул на доски. Почему-то и плевок выглядел наигранным, словно он долго репетировал его в казарме.
– Вы должны нас благодарить. Ваши халупы не годны и для крыс, с которыми вы их делили. Будете отстраиваться – постараетесь получше. А когда те гады ползучие снова станут молить вас о пристанище и укрытии, вспомните, что я за каждую голову плачу золотое аннурское солнце. С другой стороны, если наши поля желтоцветов опять загорятся, я вернусь и подпалю еще дюжину домов. Выбирайте сами.
Он пожал плечами. Толпа снова заворчала, но ее ропот прорезал новый голос:
– Головы тебе нужны, тварь?
Развернувшись, Гвенна увидела прямо за собой, на невысоком каменном крыльце, женщину. Рослую, выше Гвенны, голенастую, темнокожую, с обритой наголо головой. Лицо и повадка были изящными, можно сказать, благородными, голову она держала высоко и сверкала глазами, а все же Гвенна чуяла страх – едва удерживаемый в узде, он пропитал женщину до костей. Поначалу в зыбких переливах огня Гвенна не заметила оружия. Однако, пока толпа оборачивалась, женщина выдернула из-за правого плеча клинок – короткий клинок дымчатой стали – и теперь держала его по-кеттральски. Между тем формы, в отличие от стоявших на причале, на ней не было.
Вместо формы она носила темные штаны и рубашку без рукавов, удобную по здешней жаркой погоде, но слишком свободную для боя. Оружие она держала умело, чего нельзя было сказать о большинстве обретающихся на Крючке болванов, и позицию выбрала с умом: возвышенную, прикрытую со спины зданием, с двумя путями отхода, – только вот правый фланг оставался открыт. Из длинного переулка ее легко могли атаковать. Все это Гвенна отметила в одно мгновение, но отметить – дело нехитрое. Понять бы, что это значит. Женщина, бросившая вызов кеттрал на причале, сама походила на кеттрал, только недоделанную, как если бы она много лет подглядывала за тренировками в Гнезде, не принимая в них участия.
– Вам нужны головы? – снова выкрикнула она пронзительным от подкравшейся паники голосом. – Попробуйте взять мою! Я не прячусь в погребе, подлый убийца. Я здесь. Тебе нужна моя голова? Иди и бери!
До людей в черном она докричалась – это было видно сразу. Ее появление стерло снисходительную ухмылку с лица главаря, а двое стоявших позади него подняли луки. Напрасно старались – едва полетят стрелы, женщина в один шаг укроется в дверном проеме. Лучники это явно понимали и не стали даром тратить стрелы.
Люди зашевелились, сторонясь предстоящего столкновения, открывая свободный проход от кеттрал к одинокой женщине на ступенях – целый проспект, шириной хоть для императорского шествия. Женщина боялась, но держалась. Значит, если она не совсем дура, на уме у нее было не просто подразнить поджигателей.
– Надеюсь, ты довольна, Квора, – сказал главный кеттрал, растянув первый слог ее имени. – Из-за тебя погибли люди.
Говорил он небрежно, почти лениво, но Гвенна видела, как он напрягся. Сквозь дым и пот она чуяла охватившее его алчное нетерпение.
– Я, помнится, ничего не поджигала, – угрюмо покачала головой Квора.
– Прикрываясь гражданскими, как щитом, ты должна была понимать, что на щит приходятся все удары. Щиты раскалываются.