Громады башен вблизи уже нельзя было охватить взглядом — приходилось до предела запрокидывать голову, чтобы увидеть их уходящие в бездну неба этажи. Их основания поднимались за кроны глухими базальтовыми монолитами. Лишь там, за освещенными террасами, начиналась бесконечная череда окон и полос белого стекла.
Башни обрамляли облицованные камнем каньоны, широкие рвы глубиной в несколько этажей. На их дне были разбиты аккуратные садики с тщательно подстриженными кустами и крошечными бассейнами. Внутренние стены, по странному контрасту с глухой надземной частью, были из прозрачного до невидимости стекла, открывая ажурную, залитую ярким белым светом подземную утробу громадин — огромные помещения с множеством ярусов белых галерей, висячих площадок и переходов. Они уходили вниз гораздо глубже, чем днища световых рвов. Каждый раз Лэйми смотрел словно в громадный аквариум — внутри беззвучно сновали стройные девушки в коротких белых туниках, юноши в безрукавках и джинсах. Казалось, что гигантские башни опирались на воздух, — чудовищные круглые колонны в четыре метра толщины, несомненно, монолитные, были вписаны в интерьер так искусно, что совершенно не бросалась в глаза. Сами световые рвы перекрывали массивные стальные балки, накатываясь по которым тяжелые броневые щиты — их толстые кромки тускло блестели в основании стен — могли наглухо запереть их.
Совершенно непонятно было, где входы. На дно световых рвов не вело ни одной лестницы. С них, правда, можно было попасть внутрь — но сейчас все окантованные сталью узкие двери были закрыты. Стекла в них были такими же толстыми, как и громадные, в несколько метров высотой, стекла в рамах — в ширину ладони, самое меньшее. Происходившее за ними казалось Лэйми совершенно нереальным.
Обойдя без толку несколько башен, они пошли по широкой, как взлетная, полосе камня — начинаясь от ворот, она рассекала территорию Центра пополам. В неё в два ряда были врезаны большие — метров по пять — квадраты освещенного изнутри матового стекла, говоря, что они идут по крыше подземных помещений.
Через пару минут они вышли к обрамленному каменным парапетом квадратному бассейну. Дно его — единая огромная плита — было совершенно прозрачным и там, на глубине метров в двадцать, они увидели эллиптическую сцену. На ней беззвучно кружились и танцевали босые девушки — смугло-золотистые, ловкие и крепкие. На них были только серебряные браслеты и пояски со свисающими на бедра цепочками. Лэйми поразило совершенство их пропорций — груди у них были высокими и полукруглыми, изгибы широких бедер — безупречно выпуклыми. Гривы тяжелых волос метались, словно черное пламя. Под слабо колебавшейся поверхностью воды их танец казался каким-то древним видением.
Несколько ошалев, они пошли дальше, увидев за бассейном две лестницы — они длинными ломаными зигзагами спускались в подземелье. Очевидно, когда-то тут был овраг. Его тщательно выровняли и перекрыли сверху, превратив в каньон со сходящимися книзу облицованными мрамором террасами, соединив их лестницами и плоскими мостами, и пустив по гладкому каменному дну мелкую, быструю реку. Вода в ней была идеально чистой. Тонкие круглые колонны подпирали тяжелые балки перекрытия; между ними светились квадраты матового стекла, те же, что и наверху. Воздух тут был холодным и влажным.
Здесь было просторно и пусто, — им не встретилось ни единой живой души. Танцевальный зал отделяла глухая переборка из листов матового, освещенного изнутри стекла. С каждой её стороны начинался боковой проход с такой же матовой светящейся облицовкой. Оба казались бесконечными и Охэйо немедленно свернул в правый, решив, что это какой-то оптический трюк. Но секрет оказался именно в длине — а также в матовых светящихся дверях, за которыми начиналась длинная темная лестница, мокрая от падающего сверху дождя.
Поднявшись по ней, они попали в разросшийся, запущенный сквер. Тусклые, темно-синие фонари рассеивали мертвенный, нездешний свет, словно замораживая тускло мерцающие облака дождя. Неровный, потрескавшийся асфальт стал глянцевито-черным и в пузырящихся лужах дрожали отражения ламп. Мокрые, тяжелые кроны шумели под порывами ветра и этот глубокий, влажный звук то слабел, то накатывался волнами.
Столь резкая перемена обстановки после стерильной пустоты подземелья вызвала у Лэйми странное ощущение — словно они миновали горизонт и попали в какой-то неземной, нереальный мир. Его охватило вдруг чувство безграничного одиночества, возможно, навеянного погодой, но скорей всего, вызванного усталостью. Ему отчаянно хотелось спать — но вернуться домой они могли теперь только к утру, что не улучшало его настроения.