Какое-то время Лэйми ещё ждал, однако, ничего не менялось. Наконец, Охэйо поплыл вверх и ему оставалось лишь последовать за ним.
2.Когда он выбрался из Моря, Аннит уже сидел на берегу, обхватив руками колени. С его волос по телу стекала вода, лицо было печальным и хмурым. Казалось, он даже не заметил друга.
— Ты в порядке? — спросил Лэйми.
Охэйо не смотрел на него.
— Я думал, что хочу творить миры, что я МОГУ это делать — смогу когда-нибудь. — Он говорил совершенно бесстрастно. — А этого хотело что-то, проникшее в мою душу — не знаю, даже, когда. Оно пришло — и ушло. И теперь у меня внутри пусто. Я ничего не хочу, Лэйми. Ничего. Ладно, это касается только меня. Но в нападении Манцибурнов я виноват тоже: там, в Ирринае, в моем восприятии был разрыв — столь полный, что я не сразу о нем вспомнил. Ты знаешь, они умеют это делать. Они влезли ко мне в память и узнали координаты Хары — по расположению звезд, которых никто из её обитателей раньше не видел, ведь они приходили в неё другим путем. Кто мы, они, я думаю, знали с самого начала. Сто миллионов лет развития — большой срок… А брахмастра просто исчезла. Да и к чему она мне? Теперь? Всё кончилось, не успев начаться.
Лэйми впервые видел друга в таком настроении и оно совсем не понравилось ему.
— Ты всё же смог уничтожить Вселенную Мроо, — сказал он. — Одну из них. Это многое изменит. И многое спасет.
Охэйо, наконец, взглянул на него. В глазах у него было прежнее упрямство.
— Я действовал тогда как угодно, но только не сознательно. В биологии это называют первичной реакцией: хватают — вырывайся, бьют — отвечай. Я понимаю, что не должен был этого делать… но я очень этого хотел. ЭТО надо было прекратить. Ради нас и ради НИХ тоже. И мне кажется, что я поступил правильно.
Лэйми молчал.
— Аннит… — спросил он неожиданно хриплым голосом. — Может быть кто-то из них смог… Ты знаешь, какой силы был взрыв? Сколько… сколько мегатонн?
Охэйо угрюмо смотрел в сторону.
— Экса. С этим нельзя жить… но что мне ещё остается? — наконец сказал он. — Только идти дальше. Ты знаешь, что короткий путь здесь закрыт, — да и после случившегося там, в том селении, это было бы… кощунством. Впрочем, учитывая, ЧТО я натворил с Харой, даже то, что я жив — уже чудо. Я ни единой клеточкой души не хотел того, что сделали Манцибурны — и думаю, Тэйариин не тронули меня лишь поэтому. Но на их месте я не пощадил бы виновника всё равно. Мне очень стыдно осознавать это.
— И что нам делать дальше?
— Мы Отрезаны, Лэйми. Тэйариин смогли отразить Манцибурнов, — но вернуть Хару в их Сеть они не смогут. Я думаю, пока Манцибурны существуют, они будут следить, чтобы Хара была Отрезана — это они могут сделать. Что ж, это не в первый раз: однажды Хара была Отрезана восемьсот миллионов лет. И существует, как видишь.
— А мы?
— Мы будем спать. Там, на дне. Время жить и время спать, время движется опять, — Охэйо прервал детскую считалку и вдруг рассмеялся. — Не бывает ничего вечного, Лэйми. Когда-нибудь Манцибурны уйдут. Придут новые расы и всё начнется снова. И снова. И, может быть, ещё раз. Мроо боятся, что однажды придет раса, которая станет сильнее Тэйариин — по крайней мере здесь, в этой Вселенной. И она придет. То, что во мне было, ушло к ней, — он встал и начал вытирать волосы.
3.Они сидели вдвоем в комнате Охэйо. Аннит собирал свои вещи, рассматривал их и складывал в сумку с преувеличенной тщательностью. Застегнув её, он поставил её в угол и вздохнул.
— Нет смысла что-то брать с собой. Здесь вещи сохранятся лучше, чем в Море Снов. Когда-то я сюда вернусь? — добавил он с грустью.
Лэйми промолчал. Свет, излучаемый волосками меха, потускнел, здесь стало заметно холоднее. В воздухе висела непроницаемая, ватная тишина.
— Хара гасит огни, — сказал Охэйо. — Это будет долгая ночь.
Они вышли наружу, не оглядываясь, побрели вниз. К ним присоединились Симала и Маула, а также леры — Унвин с Сарини и Маахис. Лэйми уже не сомневался, что Маахис — Манцибурн, но это вызывало у него только жалость — слишком далеко тот ушел от себя, погнавшись за призрачной надеждой на вечную жизнь. Или не призрачной. Кто знает?