Длинная аллея, по которой они бездумно брели, уходила в непроглядный мрак и Лэйми казалось, что оттуда за ним следят звери — чувство совершенно бессмысленное, но он никак не мог избавиться от него. Его футболка промокла и противно липла к коже. Он снял её; так же поступил и Охэйо со своей рубахой. Его светлая кожа в этом свете казалась синевато-белой, безжизненной и плечи Лэйми передернуло — будь клыки у Аннита побольше, он вполне сошел бы за вампира.
Миновав аллею, он уперся в гранитный парапет. Далеко внизу, за черным гребнем стены, лежал обширный темный парк — сплошное море мокрой, тихо шуршащей листвы. Призрачно-тусклый синий свет фонарей едва вырывал из мрака лениво колыхавшиеся кроны. За ними громоздились темные утесы домов; лишь в просветах между ними виднелись редкие группки синих и белых далеких огней. За влажной пеленой дождя они мерцали, словно звезды. Настоящих звезд видно не было — затянувшая небо мутная хмарь едва тлела в падавшем снизу блеклом свете. К горизонту она окончательно темнела, переходя в неразличимую тьму и, глядя на неё, Лэйми невольно подумал, что они — возможно, единственные люди, не спящие в глубине этой бесконечной туманной ночи, в этом тусклом городе.
Его нагая спина ощутила слабую волну тепла — собственно, едва заметную, но он обернулся. Охэйо подобрался совершенно беззвучно — это получалось у него без малейших усилий, бездумно — и, не глядя на него, проскользнул к парапету. Его лицо призрачно белело в темноте, глаза расширились так, что стали почти сплошь черными. Он замер, вглядываясь в темноту, понюхал воздух, словно кот, искоса посмотрел на друга и поёжился.
— У меня мурашки по коже от этого места. Всё, хватит на сегодня. Пошли домой.
Глава 4: Путь к Башне Молчания
Лэйми проснулся поздно — часов под рукой не оказалось, но за окном, низко над землей, висели тяжелые, красновато-бурые закатные тучи. Воздух был очень влажным и душным, как в теплице. Проснувшись в столь неурочное время он чувствовал себя выпавшим из времени, усталым и отупевшим.
Он зевнул, потянулся, потом встал. В воздухе витал чудесный аромат пирога с яблоками — судя по нему, уже начался ужин. Как был, в плавках, Лэйми побрел на кухню. Одеваться не хотелось, не хотелось вообще что-то делать — зато довольно-таки сильно хотелось есть. Обратную дорогу он запомнил плохо — большую её часть он проспал. Сейчас он стал каким-то ватным — с гудящей головой и такой ломотой во всех мышцах, словно день напролет таскал здоровенные камни.
Зевая, он вошел в кухню. Аннит тоже был в одних плавках, его светлая кожа отблескивала в холодном синеватом свете закрепленной на стене длинной лампы. Причесаться спросонья ему было, вероятно, лень и спутанные черные лохмы падали ему на глаза. Он покосился на друга и улыбнулся ему, но так и не сказал ни слова, с сомнением изучая стоявший на столе пирог. Тут же стоял и Наури, и Лэйит — она многозначительно притопывала босой ногой, её верхняя губа была приподнята, открывая белизну зубов, что придало её лицу хмурое, недоброе выражение. Лэйми тупо уставился на неё, приоткрыв рот, — он уже почти убедил себя, что она ему только приснилась — потом глупо смутился и покраснел. Лэйит широко улыбнулась ему — отчего даже крохотные, невидимые глазу волоски на его теле встали дыбом и начали вибрировать. Лэйми передернул плечами и торопливо сел, подтянув к груди ногу. Охэйо посмотрел на него, потом взял ломоть пирога — и осторожно откусил, зажмурившись. Лэйми улыбнулся и тоже взял кусок.
Пирог оказался кисловатым — но он ел в последний раз сутки назад и буквально озверев от голода хватал кусок за куском, едва не заглатывая их целиком. Пирог был большой, но остальные энергично помогали ему и через пару минут несостоявшийся шедевр кулинарии исчез. Охэйо хмуро посмотрел на опустевшее блюдо, вздохнул и отправил его в раковину. Они напились ледяного молока, после чего Лэйми пробрал озноб — в кухне, вообще-то, было жарко, но его внутренности застыли довольно-таки ощутимо. Что ж: по крайней мере, это окончательно прогнало сонливость.
— Какой час-то? — спросил он наконец.
Охэйо усмехнулся — как всегда, непонятно чему.
— Полдесятого. Вечера, разумеется. Не хочешь помочь мне помыть посуду?..