Выбрать главу

Глава 2: О страхе и свободе

1.

Лэйми проснулся от грохота, более мощного, чем просто шум волн — рушился берег. Лэйит испуганно села в постели, потом вновь откинулась на подушку. Он бездумно обнял её. В комнате было темно и жарко; хотя влажная простыня была сбита в ногах, их нагие тела блестели от пота. Стараясь снова заснуть, Лэйми смотрел в потолок. Приглушенный двойными стеклами равномерный пульс прибоя, казалось, стал громче, иногда прерываясь всплесками — когда падала очередная подмытая глыба.

Он почти задремал, когда постель заколебалась под ним. Снова грохот обвала, но уже гораздо сильнее — сначала гул, похожий на гул водопада, потом глухой удар, почти взрыв — когда море сомкнулось над рухнувшей массой.

Лэйми поджал ноги. Скатившись с постели, он вскочил и босиком прошлепал к узкому окну, но стекла запотели и сквозь них ничего видно не было. Он открыл рамы. Хлынувший в комнату ледяной воздух показался ему на удивление свежим и он лег животом на прохладный гладкий подоконник. Холодный ветер обдувал его голые плечи, бедра обжигал исходивший от батареи жар. Внизу, в огромном дворе, не было видно ни души, только слабый снежок поблескивал в призрачном свете темно-синего, тусклого фонаря, ложась на землю ровным, нетронутым слоем. Дальше, за черными джунглями мертвого парка, шумело невидимое отсюда море. Когда Лэйми появился здесь, он даже не слышал прибоя.

Ладони беззвучно поднявшейся Лэйит скользнули по его спине, потом она вся прижалась к нему. Лэйми перевернулся на спину, уперся ногами в кресло, потом откинулся назад. Бедра Лэйит обвили его бедра, двигаясь в ровном, уверенном ритме, она посмеивалась, упираясь ладонями в его грудь. Ребро рамы врезалось Лэйми в лопатки, голова повисла в воздухе. Мир перевернулся, кружился и плыл куда-то, — белесое в нависающих массивах домов небо и темная бездна под ним, из которой неисчислимыми искрами всплывал снег. Он невесомо ложился на голые плечи и тут же таял, сбегая щекотными каплями.

Их с Лэйит занятия едва ли можно было назвать приличными — но они сидели здесь уже два дня, а наблюдения за тем, что происходит вокруг, не доставляли им удовольствия. Нависавшая над землей мгла Сугха не рассеивалась даже на минуту. Днем она наливалась тревожным и жутким йодистым сиянием, не дающим теней и сливавшимся с сиянием снега. Они ни разу не видели снаружи людей — ни издали, ни вблизи. Зато тварей Мроо становилось всё больше — внизу всё время толкалась толпа разнообразных монстров. Их суета казалась совершенно бессмысленной. Одни уходили, их тут же заменяли новые. Никто на самом деле не знал, откуда же они взялись. Некоторые определенно пришли с севера, вслед за тучами и холодом — приплыли или вышли из моря. Другие, низкие, горллоподобные, были переродившимися людьми. Никто не знал и как именно происходит заражение, — здесь считали, что причиной перерождения было какое-то излучение, исходившее от туч — или из-за них — но кое-что Лэйми стало ясно: Сугха, прежде всего, подчиняла себе волю человека и будущая жертва уже не могла уйти от неё, пока не превращалась полностью. Никакой середины не было: человек или становился Переродившимся или оказывался совершенно неуязвим для неё. Хотя таких оказалось, увы, слишком мало, это были люди, в избытке наделенные тем, что называют жизненной силой — выносливые и красивые. Неудивительно, что среди них оказались и они, и Лэйит с Наури. Лэйми был очень рад, что судьба избавила их от самого жуткого испытания, но тварей Мроо словно магнитом тянуло к нормальным людям и осада их убежища не прекращалась ни на минуту. Бетон стен и стальные двери дома служили надежной защитой — но всё это делало пребывание здесь довольно неуютным.

Охэйо долго рассуждал о том, что выбор в Башне Молчания был, по сути, чистым шулерством: люди там действительно попадали в наиболее интересные места Мааналэйсы — но интересные не для них, а для её Строителей. С ними поступили так же, как ученые поступают с мышами, пуская их в лабиринт. Злиться, впрочем, они могли только на свою доверчивость и глупость. Охэйо во всяком случае предпочитал думать о том, что делать дальше — но пока тщетно.

Одинокий Город был гораздо больше Пауломы, однако до её великолепия ему было очень далеко. Жизнь тут и до Катастрофы не была особенно веселой — шел уже четвертый век Народной Республики — а два месяца назад небо затянули сплошные буро-рыжие тучи Сугха, с каждым днем густевшие и спускавшиеся всё ниже. Вслед за ними пришел холод — а потом появились чудовища. Ничего о текущей обстановке хотя бы в родном городе обитатели дома не знали — вся связь перестала работать ещё несколько дней назад и они понятия не имели, что в нем происходит.

2.