Такие же высокие, как и ограда, решетчатые ворота раздвинулись перед ними и со скрежетом сошлись, едва они миновали их; мимо проплыло маленькое окошко, светившееся в глухой стене. Дальше царил мрак. Свет фар то и дело выхватывал зияющие проемы дверей и провалы окон пустых коробок цехов, пучки толстых труб на эстакадах, штабеля каких-то ржавых конструкций, — всё давно заброшенное, мертвое, утонувшее во тьме. У Лэйми мурашки по коже пошли от этого места.
Минуты через три машина въехала в распахнутые настежь стальные ворота, под крышу, потом качнулась и путь круто пошел под уклон, в огороженную толстыми бетонными стенами выемку. В ней клубился пар и что находится дальше — было неясно. Несколько секунд Лэйми видел только вихрившийся за стеклами туман, потом впереди открылся длинный туннель, — темный, но где-то далеко внизу горел свет.
Спуск оказался весьма долгим — они катились вниз плавно и быстро, почти беззвучно, словно с горки. У Лэйми даже заложило уши. Когда освещенный портал приблизился, он увидел неровные стены туннеля — они выглядели так, словно долго находились под водой.
Подпрыгнув на железном настиле, машина въехала в ярко освещенный кубический зал. Стены тут были глухие, высоко наверху, в плоском потолке, темнели большие квадратные решетки. Наискосок от въезда, в дальнем левом углу, были стальные ворота высотой метров в пять. Два других угла занимали четвертушки утопленных в стены круглых башен с узкими, укрепленными сталью амбразурами.
Бхута, заглушив двигатель, вышел. Когда переговоры с кем-то в расположенной напротив въезда башне закончились, закрепленный в раме из толстенных стальных балок массивный, похожий на створ шлюза щит со скрежетом пошел вниз, запирая ведущий к поверхности туннель. Затем открылись внутренние ворота — глухая коробчатая конструкция в полметра толщиной. За ней было странное помещение — слева сегмент закруглявшейся стены уходил под стальной настил пола и за бетонное перекрытие, подпертое крестовинами из двутавровых балок. Правая стена была из серого кирпича, с длинным рядом зеленых железных ворот. Когда они подъехали к единственной синей лампе, горевшей в конце зала, Лэйми увидел под ней другие, очень массивные ворота из темной стали.
Машина свернула в последние из боковых ворот, остановившись в тускло освещенном гаражном боксе. Узкая железная дверь напротив въезда вела в тесный проход, правая стена которого также была вогнутой. Он упирался в новую стальную дверь — массивную, белую, с круглым окном. Половину широкого холла за ней отсекала зеленая сетка, ограждавшая полутемную шахту; в ней, перед воротами, замерла массивная платформа подъемника.
Они вышли в просторный коридор, очень длинный и чистый, с множеством дверей. Настенные лампы в матовых плафонах рассеивали неяркий, мягкий свет; пол был выложен плиткой. Вдалеке мелькали фигурки босых юношей и девушек в одинаковых пятнистых комбинезонах. Здесь было прохладно и влажно; не просто сырость, а запах воды, как если бы тут недавно вымыли все полы.
Пройдя всего дюжину шагов, они снова свернули налево, вошли в лифт, и поехали дальше вниз, глубоко — этажей на девять. У Лэйми слегка закружилась голова — всё это казалось ему совершенно нереальным.
Нижний коридор был копией верхнего. Здесь, шагов через двадцать, они свернули в светлое, просторное помещение, оказавшееся чем-то вроде больницы. Им велели раздеться догола (девушки при этом осталась в коридоре), тщательно осмотрели каждый дюйм их кожи, взяли на анализ кровь, обработали их царапины. Всё это делалось без лишних вопросов, рутинно и быстро.
Вопросы начались потом, когда Бхута и остальные жители города ушли, а вместо них появился молодой ещё парень в черном мундире Управляющего. Он развалился в кресле, закинув ногу на ногу, а им велели нагишом стоять перед ним — очевидно, это должно было побудить их отвечать с предельной откровенностью. Лэйми и впрямь чувствовал себя очень неловко. Охэйо огляделся с гневным изумлением — казалось, он не мог понять, где его трон — а потом непринужденно сел прямо на кафельный пол, ловко скрестив босые ноги. Он был, вообще-то, весь очень красив — плавные изгибы сильных мускулов, математически правильные, безупречно сочетавшиеся друг с другом — такое дерзкое живое совершенство. Лицо Управляющего вытянулось; это выражение усилилось, когда Лэйми и Наури последовали примеру Аннита. Он в любой миг мог приказать охранникам поднять их пинками — а Охэйо сидел перед ним в свободной, гибкой позе и улыбался. В этой усмешке, едва открывающей его белые зубы, было нечто невыразимо скверное — как в яркой окраске смертельно ядовитой змеи, которую лучше не трогать.