Самого победителя Петулия не потревожила и на детинец не зазвала. Ну и пусть себе дуется, не хочет – не надо, и мне пока не до чин, думал Дэл, покидая притихшую столицу через настежь распахнутые ворота. Ни о чоме, ни даже о чухе вспоминать сейчас не было сил. Он и управителя своего пока не тронул. Потом. И сердечные копания, и последние счета – всё потом. Последний из рода ри Элей отстоял свой Кристалл, и теперь пришло их (и камня, и его хозяина) время, но оно, время, потерпит, подождёт, пока израненный маг не окрепнет.
Верхом на отдохнувшем цанговом шумилке, всё в том же, сотворённом в битве, бледном ореоле рун Великого Исцеления, держатель поспешил к спасительным рукам Сома.
Но не остыло ещё место встречи двух магов близ Соборных садов, как по тайному приказу правительницы были подняты все гвардии Заграничья. Каждой дружине предписывалось занять отведённый ей в столичном предместье стан, а тысяцким – предстать перед троном. Пини всё ещё страдал в маленьком жёстком седле, неся свой зад к Терему, а у чины уже собрались верные ей маги Собора. Держатель всё ещё нежился в целебном сне, когда венценосной чине удалось сдержать чаши Равновесия, дрогнувшие было от рокового взрыва. Всего за пару дней столица укрылась за прочным оградительным кольцом верных дружин и заклятий. Только потом по владетельным домам понеслись гонцы. О Никтусе – ни полслова. А за Чуру чина гонцов вообще не послала, а значит, никого оттуда видеть пока не хотела, Лар был единственным, пусть и незваным, приграничным гостем столицы в те дни. Просто дозорный доклад чине о его визите запоздал. Державный дом велел всем соблюдать спокойствие и составлять отчёты об управлении подворьями. Владетели ни обеспокоиться, ни ослушаться не посмели. Но что были охвачены тревогой – несомненно. В кончину Никтуса верилось с трудом. Тем не менее, все его соглядатаи, до того прочно сидевшие на каждом дворе, но не успевшие при столь удивительных известиях тут же присягнуть на верность своим потрясённым владетелям, принялись как-то быстро и незаметно исчезать или подвергаться неведомым скоротечным и смертельными напастям.
Порубежья, казалось, всеобщая тревога почти не коснулась – ни заградительных кордонов, подобных столичным, ни верениц боевых ладей по Заслонке, ни колючих щитов поперёк дорог к дежурным заставам… Впрочем, дозоров на здешних тропах стало меньше лишь потому, что работала настороженная держателем сеть, и освободившихся благодаря тому бойцов отрядили на засеки. Но ватаги недорослей, только что опоясанных мечами и не призванных вместе с ветеранами в столицу, а потому обиженно хлынувших в Крепость, попасть в Порубежье не смогли. Хмурые суровые бойцы вырастали на их пути, как из-под земли, разоружали, хорошенько накостыляв по шее, и отправляли обратно с отеческим наказом – верно хранить свои владетельные дворы в столь неспокойное время.
Лар дозоров тоже не избежал, хоть и троп не держался, и в корчмы не заворачивал. Однако достичь Крепости ему оказалось куда легче, чем пробраться в Межгранье – здесь дозорные тоже знали воеводу в лицо, уважали не меньше, чем самого держателя, а держатель, в отличие от венценосной чины, распорядился пропустить к нему Лара беспрепятственно.
В Крепости царила тишина и пустота. Лишь мерно прохаживающиеся часовые оживляли застывшую в непривычной безлюдности главную площадь. В стойлах топталось несколько шумилок, но и при них никого не оказалось. Давя чувство голода, засосавшее при виде крепостных стен, небрежно приткнув Дрыгу к резному столбику кормушки, Лар бегом поднялся по лестнице к бывшим аргусовым покоям, неожиданно для себя вежливо постучал в дверь, но вошел, не дожидаясь ответа.
Держатель Порубежья полусидел-полулежал в подушках за столом и проглядывал свитки, неуклюже удерживая их обеими забинтованными руками. Лицо его, покрытое пятнами новенькой, тонкой и розовой, указывающей места недавних ожогов, кожей, казалось незнакомым. Обритая макушка обвязана платком, пропитанным тёмным снадобьем. Пират завратный, да и только.
Не встал гостеприимно навстречу, свитков не отодвинул, так и держит последний, продолжает рассматривать, а тот подрагивает… И главное, взгляд – как выстрел, чужой, недобрый. В лесу под Грядой, небось, не так на меня смотрел. А девку приговорил, меня не дождавшись, не спросясь. Видали таких?! Ну-ну… Старшина неторопливо прошёл через весь зал, стряхивая с плеча самострел, снимая плащ и перевязь с мечом, небрежно бросил всё на второй лежак.
– Эк тебя, – посочувствовал вслух, придвигая знаменитый резной стул и усаживаясь напротив Дэла. – Что ж это ты как с цепи сорвался? Каких только слухов в народе не ходит. Разгуля-ался… Отомстил, значит? Наставнику-то.