Представим еще одно свидетельство, сделанное самим Иисусом Христом о непричастности «рода Давидова» к происхождению нашего Спасителя: — продолжая учить в храме, Иисус говорил: " — Как говорят книжники, что Христос есть сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым — сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих». Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он сын ему?
Другим доказательством того, что Иисус Христос был арием, является родословная его матери. Мать Бога нашего галилеянка из Назарета.
Родословная Марии почему-то была укрыта. Поэтому можно думать, что Мать Иисуса Христа Мария была арийка, о чём говорит и её имя…»
— Стоп! — не выдержал Радомир. — Лидера не прерывают, но ты же не станешь мне заново пересказывать свой эпохальный труд? К тому же сам говорил, что время у тебя ограничено. Да и не оригинален ты в этом вопросе. Я об этом читал нечто подобное и у представителей немецких христиан времен Третьего Рейха, и у Гастона Чемберлена, и у членов русской Северной Традиции, и у других авторов. Чем же ты меня, знающего человека, решил удивить? Тем, что, как бывший врач, подводишь различные медицинские выкладки для своей концепции? Но все они высосаны из пальца. У тебя нет никаких реальных доказательств, хотя ты дошел до того, что пытаешься определить гаплогруппу Сына Божия(?!) Почему ты считаешь, что христиане ошибаются? Возможно, их концепция во сто крат правдивее твоей.
— Радомир, а ведь ты близок к тому, чтобы отречься от веры своих предков!
— Ни от чего я не отрекаюсь, брат Вячеслав. Я твой друг, настоящий друг, с которым хлебнули и горя и радости. Но ты встал на опасный путь. Ты пытаешься взять избитую тему и раздуть ее до истины. Так ты уронишь только себя. Но сама эта тема опасна, а в устах вождя, за которым идут люди, опасна вдвойне, ибо несет хаос в умы, сердца, поступки. Я не удивлюсь, если тебя поднимут на щит враги, как в свое время они подняли Брауна с его «Кодом да Винчи». Ты ведь не с иудеями борешься, а со своим русским народом, наступаешь грязными сапогами на его святыни. Если не остановишься, брат Вячеслав, ты встанешь в один ряд с Иудой, Брутом, другими предателями. Ты предашь ту великую идею единства славян, к развитию которой сам же приложил столько сил!
— Прочь! — заорал старец. — Как ты говоришь с вождем?!
Радомир внимательно посмотрел на него и вышел. Он понял, что вождя у них больше нет.
Выйдя из подземелья, Радомир с удовольствием глотнул свежего воздуха. Дышать в подземных лабиринтах вообще нелегко, но сегодня, во время разговора с Жуковым, он просто задыхался. Брат Вячеслав не желает понять элементарных вещей… или уже не в состоянии понять?
Его окликнул женский голос — Варвара. Она сразу увидела мрачное лицо Радомира. А ведь он только что вернулся от вождя.
— И как? — спросила девушка. — Он настаивает на своем?
— Видишь ли… — Радомир искал варианты ответа. Потом решил: ложь не нужна. Варвара слишком проницательна, все равно догадается. И он поделился соображениями. — Жуков больше не в состоянии выполнять свои лидерские функции.
— Хочешь сказать?..
— Говорю! Не исключено, что лидером «Рыси» должен стать кто-то другой.
— Это сейчас, в переломный момент?
— Да, сейчас. И чем раньше мы это поймем, тем лучше.
— Организацию сотрясут жесточайшие распри. Жуков — это имя. За ним идут многие, они не пожелают слушать никаких аргументов против его непререкаемого авторитета. У нас возможен раскол, что равносильно гибели.
— Знаю.
— Что делать?
— А вот этого не знаю.
— Откровенно и честно.
— Зачем лукавить перед своими?
Он взглянул в глаза Варваре и сказал себе: «Как она умна! Точно я говорю не с юной девушкой, а с человеком, имеющим опыт долгих лет жизни».
— Куда ты теперь, Радомир?
— Пойду думать.
На том и попрощались. Каждый пошел своей дорогой.
В трудные минуты Радомир всегда приходил сюда — в этот небольшой языческий пантеон. Прошел по залу, наверное, в тысячный раз осмотрелся. Рядом с изваяниями старых славянских божеств Перуна, Хорса, Даждьбога, Велеса, Мокоши и других находились полотна запрещенных демократическими властями художников. Несколько работ самого Константина Васильева, а также Всеволода Иванова, Андрея Клименко, Валерия и Владимира Семочкиных. Особенно Радомир любил застыть перед картинами Клименко «Последний бой Святослава» и «Сварог». В первом случае он словно сам становился участником той грозной битвы величайшего полководца Руси, во втором… Может быть именно эта картина заставила его вернуться к забытой вере предков. Ему казалось, что мораль поиска Царствия Божия после смерти не для него. Она воспитывает покорных, значит, рабов. А он никак не хотел примерять тогу раба.