Гита горячо обняла Гарольда и Эдит, повела их в свой обнесенный стеной сад, усадила за стол, распорядилась принести медовуху и сок. Над головой свисали ветви поздноцветущей вишни, ее белые цветы на фоне неистовой голубизны неба внушали каждому, кто на них смотрел, почти чувственный восторг. Порывы ветра обрывали лепестки, и они, кружась, падали на траву.
– Белая Пасха, – заметил Гарольд. – На две недели позже обычного срока.
– Чушь! – бодро возразила Гита. – Белое для Одина[82] и ежегодного жертвоприношения короля, чтобы весенний посев завязался в земле.
Принесли мед и кислый сок. Гита заставила гостей выпить этот напиток, сделанный в первую неделю мая из выжатого яблочного сока с добавлением уксуса.
– Очищает мочевой пузырь и кровь. Вот так. Почему вы решили навестить меня?
Гарольд рассказал матери, как ему почудилось, будто герб Железнобокого на его штандарте принесет несчастье. Да и вообще королю подобает иметь собственное знамя. Не возьмется ли мать вышить для него стяг?
Вскинув руку, Гита патетическим жестом указала поверх низкой черепичной крыши на редкие ивы у ручья и поросшую падубом долину.
– Воитель Керна! – воскликнула она. – Я вытку для тебя его точное изображение на ярко-зеленом фоне. Восемь на шесть футов. Что скажешь?
Эдит и Гарольд молча переглянулись.
– В точности воспроизведешь его? – спросил Гарольд.
– Разумеется! Это образ мужественности, знак силы. Твоим ребятам это понравится, а нормандцы ужас как обозлятся.
– Он... – Эдит сделала паузу, так что ни у кого не оставалось сомнения, что она имеет в виду, – он несколько великоват.
Гарольд покраснел.
– Когда ты сделаешь знамя? – спросил он.
– Успею. До Михайлова дня[83] оно тебе не понадобится.
Глава сорок четвертая
Юнипера зажала в густо накрашенных губах большую перламутровую виноградину. Поверх ее головы, поверх рыжих кудрей, стянутых золотой сеточкой, Уолт видел, как восточный край неба за окружавшими темный склон амфитеатра кипарисами обретает лиловый, словно спелая слива, оттенок. Кровотечение из носа прекратилось.
– И все это обернулось против него, – заметила она. – Поделом ему: нечего было полагаться на старую веру.
– Неправда! – отозвался Квинт, отделяя от корочки последний слой белого козьего сыра. – Я уверен: Воитель сделал для Гарольда все, что обещала Гита. Эти вещи существуют только в сознании людей. Если с точки зрения кельтов и ополчения Воитель Керна означал мощь и силу, значит, он помог им сражаться.
– По правде сказать, примерно через неделю после этой поездки в Керн дела пошли намного хуже, – признался Уолт.
Юнипера улыбнулась – ласково, но не без ехидства.
– Продолжай, – поощрила она Уолта. – С чего все началось? Дай-ка я угадаю. С кометы?
– Нет, к тому времени комета уже исчезла. Она появилась двадцать четвертого апреля. Конечно, люди считали это дурным знамением, но Гарольд только смеялся: надо еще определить, для кого дурное, говорил он.
– Это неправильно, – настаивала Юнипера. – Подобные явления всегда предвещают большие перемены. Он уже занял престол, а Вильгельм нет. Стало быть, перемена ожидалась в пользу Вильгельма.
– Но комету видели повсюду, – напомнил ей Квинт.
– А разве у нас ничего не происходит? Мусульмане захватят страну еще до конца века. Алп-Арслан, Вильгельм Завоеватель...
– Не называй его так! – с мукой в голосе выкрикнул Уолт.
Юнипера только плечами пожала и отделила от лозы еще одну гроздь.
– Ладно, – уступила она. – Значит, дело не в комете. Так что же случилось?
– Вернулся Тостиг. Явился в Бембридж с тысячей воинов и сорока кораблями.
– И что произошло? – спросил Ален, пощипывая струны арфы. На какое-то время он отвлекся от рассказа, но сейчас, когда запахло битвой, мальчик снова заинтересовался.
– Ничего особенного, – ответил Уолт.
Леофвин, уполномоченный на то Гарольдом, вытеснил Тостига из Бембриджа и погнал его на восток вдоль побережья вплоть до Сэндвича, где Тостигу удалось ненадолго закрепиться. Тостиг захватил корабли, стоявшие в гавани, и силой заставил моряков остаться на этих судах. Леофвин не упускал мятежного брата из виду, но в бой с ним не вступал, а Гарольд тем временем отправился в Лондон, закончил набор ополчения и выступил с войском на Сэндвич. Теперь Тостигу угрожали сразу две армии, не говоря уж о флоте, и он предпочел покинуть Сэндвич, поднялся по реке Бернхэм до Норфолка и проник в залив Хамбер. Двинувшись на юг, он потерпел сокрушительное поражение от войска старинного королевства Линдси во главе с Эдвином, эрлом Мерсии. Тостиг ускользнул с остатками своих людей, но на побережье Йоркшира наткнулся на Моркара, и тот завершил начатое братом. С двенадцатью суденышками – все, что уцелело от его флота, – Тостиг бежал на север, в Шотландию, где изгнанника принял старинный друг, король Малькольм.