— Будем уток ждать, нам много надо припасти, чтобы спокойно ветку делать.
Боской, не поднимаясь, лениво вильнул хвостом. Он соглашался с хозяином.
Шум и грохот над водой раздался как раз в ту минуту, когда на озеро прямо перед Дагаем опускался второй табун уток. Напуганные птицы прошли над водой и взмыли к лесу, а Дагай, не опуская ружья, пересиливая желание опять зажмурить глаза, смотрел на вновь появившуюся воронку.
Вода быстро уходила вниз, и в образовавшуюся пустоту полезла огромная льдина, белая сверху и черная снизу, даже с прилипшими желтыми стеблями озерной травы.
— Льдина, огромная льдина со дна! — закричал Дагай. — Льдина — не тэлло! Она с землей со дна озера поднимает наверх древние кости. Такую кость и нашел у озера Кирмагир!
Дагай обрадовался своему открытию и как-то по-иному смотрел вокруг.
Окажись человек один в тайге, и всюду его будут преследовать утренние, дневные, вечерние и ночные шумы. Становится страшно, особенно когда приходят на память внушенные с детства мистические толкования странных явлений.
Ты же знаешь? Это не тайга шумит — это плачут покинутые дети, стонут обиженные покойники; смеются, хохочут помощники смерти — дотам. Налетит неожиданный резкий ветер — значит умер где-то злой шаман. Загремит, зашумит озеро — остерегайся: это встает тэлло. Увидел на вершине березы в затопленном половодьем лесу пучок свившихся ветвей — объезжай стороной: то жилище ульгыся — водяного. Когда такой пучок несется, подхваченный вихрем по воде — скорей правь к берегу, уходи от греха.
Надо быть мужественным, чтобы идти на шум, крик и плач дремучего леса.
Дагай решился. Он хотел узнать правду.
Тихонько на западной стороне в лесу заплакал ребенок. Дагай прислушался. Ветер то налетает, то затихает. Порыв коснется покрышки чума — и опять слышится плач.
Дагай подхватил ружье и вышел наружу. Чем ближе он подходил к лесу, тем отчетливее слышен жалобный детский голос.
Ветер стих, но Дагай продолжал путь. Порыв ветра— плач послышался откуда-то сзади и сверху.
Дагай вернулся и поднял голову — высокий тальник закрывал небо. Вот две большие талины растут совсем рядом, а меж ними лежит подгнившее дерево. Подул ветер, закачались вершины, стали тереться друг о друга, и разнесся детский плач по встревоженному лесу.
Дагай смотрит вверх. Теперь не обманут его плачущие деревья!
Ночами Дагай все-таки продолжал спать тревожно, чутко прислушиваясь к шуму и голосам. Он хотел услышать крик и плач дотам. Он решил выйти и на ее голос.
Народился новый месяц. В ночи, похожей на серый пасмурный день, он светил бледным призрачным светом.
Ветер, начавшийся после полудня, стих. Боской уже давно спал, растянувшись у входа, а Дагай смотрел в дымовое отверстие чума и не мог заснуть. Тусклые звезды висели в небе.
Сначала издалека прилетело: «Ух, ух».
Дагай насторожился. Вот уже где-то близко: «Ух, ух! Ха-ха-ха!»
— Дотам!
Дагай вскочил и с ружьем побежал на безутешный крик. Боской проснулся и бросился за хозяином.
Пес обогнал человека и, остановившись у большой лиственницы, залаял, подняв морду. Что-то большое, серое, с горящими, как у Дочери ночи глазами сидело на толстой голой ветке лиственницы.
— Боской, усь!
Пес стал подпрыгивать с истошным лаем. Это серое взмахнуло большими, как у орла, крыльями и, крикнув «Ух, ух! Ха-ха», медленно полетело в чащу.
Выстрел прогремел вслед.
С трудом подавляя боязливую дрожь, Дагай ждал в чуме, когда Боской принесет добычу.
Дагай был уверен, что убил дотам.
Но что это? Перед ним большая серая птица, с крючковатым носом, появляющаяся по ночам. Днем он и раньше видел ее, спящую на деревьях или в зарослях кустов, он даже знал, что ее зовут одни филином, другие совой.
Так это она кричит тем голосом, который люди принимают за крик и плач дотам!
Почему же его родные, почему Чуй, Кильда и все на стойбище так боялись этого крика? Разве не знали они, кто кричит, как дотам?
«Отец не верил старым обычаям, — думал Дагай, — он сам ходил на голос тайги, он видел правду. О ней он говорил людям… Не из-за этого ли погубил его сенебат? Ведь сенебат по-иному толковал шум леса!»
Воспоминания будоражили и беспокоили. Хотелось поделиться своими мыслями с людьми, но вокруг были только тайга, озеро и одинокий чум…
День ото дня он делал новые для себя открытия в привычном с детства мире. Он становился решительнее, смелее. Он возмужал за многие недели, оставшись один в тайге.
Семь дней Дагай делал ветку-долбленку из толстой осины, росшей возле чума. Уток в запасе было много. Голод больше не мучил ни его, ни Боскоя. Лед совершенно растаял, и щуки попадали в сеть.
Дагай знал, что если переехать озеро, то на той стороне начинает свой путь река со многими коленами и порогами, стремящаяся к Енисею. Поедешь по этой реке — и обязательно встретишь людей.
Дагай ждал встречи со своими людьми, он хотел рассказать им о том, что видел и слышал в тайге, рассказать правду.
Озеро спокойно. Ни волны, ни ряби — предвестницы непогоды. Дагай легко столкнул ветку-долбленку. Придерживая ее у берега, свободной рукой разместил впереди мешок с продуктами, оленью постель, ружье с патронташем.
— Ну, Боской, пошли!
Пес спокойно расположился на оленьей шкуре.
Усевшись поудобнее, Дагай упер весло в берег и оттолкнулся. Долбленка легко пошла через озеро.
Впервые в жизни Дагай самостоятельно выходил на эту водную дорогу. Меньше всего его тревожил предстоящий переход, крутые повороты, пороги и завалы.
«Только бы встретить своих людей! Только бы найти людей!» — эта мысль не выходила из головы.
Узкая кромка льда, сбитого ветром у противоположного берега, преградила путь к истокам реки. Сильный взмах весла, и долбленка с разгона врезалась в лед, подпрыгнула и, высоко подняв нос, заползла на льдину. Дагай осторожно ткнул лед веслом, он затрещал, и вода брызнула наружу. Идти по льду нельзя, крушить его носом ветки — наверняка пропороть борта.
Дагай отъехал назад и по чистой воде подплыл к берегу. И здесь ледяной забой!
Долго он тащил ветку краем берега и вышел к реке.
Начался удивительный, стремительный спуск по течению. Только успевай править веслом.
Одно колено, второе, третье. Уже вечереет, а ветку все несет и несет полноводная река. Ветра нет. Нависшие над водой деревья стоят не шелохнувшись.
Прямо перед веткой взлетают утки. Тяжелые крохали шумно разбегаются по воде и скрываются в зарослях. Лишь изредка попадаются упавшие в воду стволы, но они не преграждают пути.
Остановившись на ночлег, Дагай заснул быстро и крепко. Начало пути придало бодрости, вселило надежду.
Перед сном он встал под соснами и громко крикнул: «Эй-гей!» Полнозвучное эхо тут же откликнулось с вышины. Завтра будет ясный день, такой же ясный день, как и сегодня. Волны не помешают его дороге, не захлестнут его лодку, в которой борта всего на три пальца от воды.
«Только бы найти людей», — думал Дагай, укрываясь от ночной прохлады своей короткой паркой.
Наступивший день был тихий и ясный. Снова замелькали деревья, подхваченная течением ветка вновь стремительно шла по извилистой реке.
Дагай что-то напевает, жадно смотрит по сторонам на траву, кусты и деревья, пробудившиеся от долгой зимы. Лес наполнен птичьим пением и пряным запахом распускающегося тальника.
Становится очень спокойно от быстрой езды, ясной погоды, приветливых речных берегов.
Завал появился неожиданно, сразу же за поворотом. Дагай не успел отвернуть или затормозить, и ветка с ходу ударилась в ствол, ее развернуло, садануло бортом, накренило, и вода полилась через борт.
Боской испуганно взвизгнул и выскочил в воду. Его закружило, понесло под дерево и только за завалом пес смог выбраться на берег.
Сильным рывком, ухватившись за толстый сук валежника, Дагай притянул полузатопленную долбленку к стволу и медленно, перебирая руками, подтащился с ней к берегу.