— Ты поэтому не отвечал на письма? — Джинни кивнула на прикроватную тумбочку, где, переливаясь изумрудными чернилами, лежали конверты, подписанные Молли, Джорджем и Гермионой. — Ты не знаешь, заразился ли, и ждешь следующего полнолуния?
Больничная кровать жалобно скрипнула, когда Дэрри опустился на нее. Он поднял голову и посмотрел в окно, сквозь решетки которого в палату пробивался свет весеннего солнца. Джинни была одета совсем легко — должно быть, на улице уже тепло. Хотел бы он сейчас выйти отсюда, вдохнуть свежий воздух и увидеть хоть немного больше, чем эта камера шесть на четыре метра.
Дэрри не был узником возможной болезни, он был узником чести. Так как Джил заявила, что ранения он получил от одного из вервольфов в заброшенных угольных шахтах, не могло быть никакой уверенности, что он не получил проклятие ликантропии в довесок. Но на самом деле галемские вервольфы к тому времени были уже мертвы, это Джил швырнула его о стену, когда он попытался ей помочь. Подходить к раненому зверю, даже если он под аконитовым зельем, было весьма неосмотрительно. Джиллиан не была заразна, Малкин поработал над этим, но Даррел не мог доказать никому, что он здоров, не раскрыв ее секрет, а заодно и то, что они с напарником оказывают помощь незарегистрированному вервольфу. И потому приходилось ждать следующего полнолуния под замком. Пирс вызвал Малкина, чтобы тот хоть как-то ускорил процесс выписки, но влияние его приятеля на руководителей госпиталя не было настолько значительным, чтобы они пренебрегли элементарной техникой безопасности, выпустив из-под замка человека, который, возможно, является вервольфом.
— Я решил, что лучше не беспокоить вас понапрасну. К тому же, — он обернулся, чтобы посмотреть на нее, — там не было ни одного письма от тебя.
Джинни промолчала. Она не могла просто написать ему письмо, она не могла позволить ему даже подумать, что он ей небезразличен! Вместо этого она выжидала несколько недель, пока беспокойство не стало совершенно невыносимым, а затем учинила многоуровневое расследование с привлечением к делу своих родственников, разыскала и допросила напарницу Даррела, пробралась тайком в его палату, и это все никоим образом не доказывало, что он ей небезразличен! Вовсе нет!
Она могла просто написать чертово письмо, просто спросить, как дела, просто признать, что она беспокоится о нем, поскольку именно этого он ждал две недели, сидя в этой клетке. Но Джинни была слишком горда, чтобы это сделать, и слишком… труслива. Она боялась, что ему надоело бегать за ней, и другой причины, по которой он больше не приходит, просто нет.
— Беспокоить понапрасну? — после продолжительной паузы повторила она. — Ты серьезно считаешь укус вервольфа напрасным беспокойством?
Дэрри проворчал, что никто его не кусал, но, как и абсолютное большинство колдомедиков, она его не слышала. Джинни думала о том, почему он вел себя так, будто Уизли и есть его семья, но как только у него появились действительно серьезные проблемы, не дал им даже знать об этом? Пирс был одним из самых сообразительных парней, которых ей когда-либо доводилось встречать, так почему он не подумал, что, пытаясь защитить их от своих проблем, он принесет им только больше беспокойства?
Подобная логическая ошибка имела смысл, только если он вообще не знал, как это работает. Только если он всегда был один.
— Дэрри, ты вообще представляешь, для чего нужна семья?
Лицо его вдруг изменилось: уверенная улыбка погасла, уступив место выражению бесконечного удивления. Даррел отвернулся, так ничего и не ответив. Спустя несколько томительных секунд Джинни подошла ближе и села на стул напротив него. Она никогда не спрашивала, что случилось с его собственной семьей, и сейчас было неподходящее время.
— Прости, я не должна была так говорить.
— Не в этом дело, — он снова улыбался, но теперь уже совсем по-другому. — Ты назвала меня по имени впервые за все время, что мы знакомы.
Джинни была права, когда сказала, что жизнь для него заканчивается за пределами аврората, и не только потому, что несвязанные со службой вещи казались ему скучными. Он был Гарри Поттером шестнадцать лет, и о существовании этого человека знал каждый первый в магической Британии. А затем он стал человеком, о существовании которого не знал никто, кроме Поттеров и его самого. За пределами аврората, вдали от своих коллег, он просто не существовал. Даррел приложил большие усилия, чтобы вернуть своих друзей, но Джинни упорно отказывалась признавать сам факт его существования… Он уже почти поверил, что потерял ее, отказавшись снова занять место Гарри, почти смирился с тем, что ему никогда не подобраться ближе, чем это может сделать «друг семьи». И вот она назвала его настоящим именем, тем, что принадлежало только ему, а не призрачной тени его прошлого.
Джинни смотрела на него во все глаза и не понимала, почему ей так нестерпимо хочется его обнять. Что изменилось с этой маленькой деталью? Почему произнести его имя было все равно что разрушить каменную стену между ними, как если бы это было могущественное заклятье, устраняющее преграды?
Девушка сцепила руки в замок так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ей понадобится еще немало времени, чтобы разрешить себе быть к нему немного ближе, но первый шаг уже сделан и дорога будет легка. Джинни снова кивнула на тумбочку и мягко сказала:
— Ответь на письма, позволь им узнать, что у тебя неприятности.
— Незачем. — Дэрри упрямо мотнул головой. Он не хотел омрачать жизнь своих друзей напрасными опасениями. Он еще помнил, как переживала Молли, получив известие о том, что оборотень напал на Билла. — У меня бывали неприятности и похуже.
— Могу себе представить! — фыркнула она, переходя на привычные саркастические интонации. — И ты гордо справлялся с ними в одиночку, мистер Крутой Парень Пирс! — Джинни подалась вперед, поставив локти на колени: — Так вот, ты больше не один. Ты влюбил в себя всю мою семью, изволь за это отвечать. Дай им возможность заботиться о тебе, как ты заботишься о них. Молчанием ты ранишь их сильнее.
Желтые конверты все еще укоризненно смотрели с тумбочки, хотя он не раз перечитывал письма, полные искренней заботы о нем. Он помнил каждое слово, обращенное к нему, но не считал нужным отвечать. Он не привык принимать заботу о себе, но Джинни была права: если он хочет быть частью этой семьи, придется это сделать. Перо еще никогда не казалось таким тяжелым, как в тот момент, когда он осторожно выводил:
«Дорогие Рон и Гермиона, — представляют ли они, насколько на самом деле ему дороги? — Простите, что не давал о себе знать так долго…» — Дэрри вдруг остановился, перо застыло над бумагой. За что он просил прощения на самом деле? За то, что сделал две недели или десять лет назад? И простили бы они его, если бы знали настоящую цену этим словам?
Он поднял глаза на Джинни. Девушка сидела на стуле, откинувшись на спинку, и смотрела на него с легкой полуулыбкой. Она больше не злилась, и, судя по всему, ей нравилось находиться с ним рядом. И почему-то Дэрри был уверен, что она видит именно его и никого другого. Прошлое больше не имело над ней власти, а он все еще барахтался в этом болоте, перебирая проступки человека, которым не являлся уже десять лет.
Длинная история о Мальчике-Который-Выжил давно закончилась.
Самое время перевернуть страницу.