– Стрелки с коней луки натягивали, потому и стрелы не так метко ложились, – пояснил Ортюха Болдырев, оглядываясь на Бегишев городок. – Тимоха, скинь кольчугу и кафтан, надо перевязать битое место, чтобы крови не ушло много. Митяй, садись за кормовое весло; шестеро гребут, а ты, Федотка, живо заряди пищали. Думается мне, что татары не раз попытаются догнать нас, отбить пленника и тем сохранить тайну о судьбе наших казаков.
– Пущай пытаются! Не всякий раз щуке удается схватить жирного карася, иногда и колючий ерш попадается! – ответил Тимоха, стягивая с помощью десятника кольчугу, а потом и кафтан с рубахой, испачканной почти во весь бок теплой кровью. Ортюха из походной котомки достал узелок с лечебными травами, свернутую в тугой моток шириной с ладонь чистую белую холстину – у каждого казака такой запас на случай ранения имелся, – присыпал рану толченым чистотелом и кровохлебкой, наложил повязку, помог надеть чистую рубаху, на плечи накинул кафтан, чтобы Тимоха не застудился на свежем сыром ветру. После этого помог Федотке зарядить снова все тридцать пищалей и сам сел на кормовое весло, велев Митяю с носа челна следить за водой Иртыша.
Казаки гребли, помогая течению, челн шел быстро, нагоняя лениво идущие льдины, иные светло-белые, иные измазанные землей, с кучками прибрежного мусора из веток и смерзшихся листьев. Несколько раз нагоняли большие толстые льдины, которые загораживали Иртыш едва не на четверть его ширины, и тогда Митяй длинным багром упирался в лед, челн медленно обходил препятствие и снова старался идти стремниной, подальше от лесом поросших берегов.
На востоке заалел небосклон, розовые лучи солнца окрасили в теплый цвет спящие еще после зимы леса правобережья. Ортюха причалил челн к льдине, велел казакам поднять весла и дать телу роздых.
– Подкрепиться надобно, братцы, – полушутя распорядился десятник. – Коры не поглодав, и зайцу от лисы не долго бегать! Покудова на спине этой льдинки путь продолжим, она просторная, расчистит нам дорогу от коряг. А вообще причудлива сия сибирская река – Иртыш! Днями вроде бы основной ледоход утих, а ныне опять с верховий льда нагнало! Должно, боковые сестрички ему свои зимние уютные кафтанчики, сбросив, одолжили до будущей зимы. Ну, это так, стариковское брюзжание. Тимоха, ты как себя чувствуешь? Рана не дергает, воспаляясь?
Тимоха Приемыш полулежал на правом боку борта челна, вытянув ноги по днищу, рядом с кормовой скамьей, голос Ортюхи вывел его из дремоты. Он прислушался к своей ране – болело, но боль была ровная, и это его успокоило.
– Заживет до свадьбы, первая она у меня, что ли? И, бог даст, не последняя, только бы голова не потерялась где-нибудь в бурьяне!
Ортюха протянул другу кусок вяленой оленины, слабо подсоленной – дар князя Бояра, привез еще по снегу, чем спас от голодной смерти не один десяток казаков. Казаки, не покидая челн, кто мясом, кто рыбой утолили голод, повздыхали, что в здешних краях население очень мало сеет ржи и пшеницы, отчего с хлебными припасами вовсе скудно, потому как зерно привозят большей частью из бухарских областей.
– Теперь, братцы, всем спать, ночь была бессонной. Я сам постерегу челн, – приказал Ортюха. – Уже довольно светло, небушко над головой от земли ввысь поднялось, покажется скоро и солнце. Льдина наша идет по стремнине, татары с берега на нее не заскочат. И за спиной пока погони на челнах не видно. Ежели какая опасность объявится – мигом подниму!
Казаки и без того валились от усталости, а на сытый желудок сон сморил их в пять минут. Ортюха уселся поудобнее на кормовой скамье, поглядывал больше на крутой правый берег Иртыша, где глинистые откосы сменялись покатыми ложбинами, по некоторым из них со стороны степи текли бурные по весне ручьи. Стая ворон с громкими криками кружила над какой-то падалью, прибитой течением к берегу, рядом с грудой земли, недавно упавшей с обрыва. На краю этого холмика видны изломанные при падении кусты.
«Им дела нет, какой хан владеет Сибирью, – усмехнулся про себя Ортюха, поглядывая на ворон. – Как и нашим, все едино, какой боярин или воевода дерет с мужика или посадского по три шкуры на год! Оттого и бегут людишки на окраину, в казаки, думая здесь обрести волю и легкую жизнь. Да где она, эта воля? На Волге? На Яике, на Дону и Тереке опять же без царского снаряжения свинцом и порохом, хлебными припасами казакам не держать в узде ни крымского татарина, ни ногайских разбойных мурз, ни здешнего хана Кучума… Вона как вышло с воеводой Болховским – пришел без хлебного припаса, сам погиб, стрельцов сгубил да и стольких казаков за собой увел на тот свет!» Краем глаза Ортюха успел приметить, как на вершине пологого увала, где лес был редким, промелькнула группа всадников, человек пять или шесть, через время появились другие, гораздо в большем числе.