Опаздываю на автобус, несмотря на то, что он последний. Вопреки прогнозам, на улице мороз, мёрзнуть на остановке не хочется, и всё равно задерживаюсь на работе ещё на несколько минут.
Небо отсутствует, вместо него чёрная дыра космоса, - звёздам рано, облакам поздно. 'Скучно девушки'. Можно смотреть в окно. Вглядишься и уже не поймёшь, что на самом деле, а что привиделось в тёмном полуотражении запотевшего стекла. Забавно, когда заметишь себя со стороны. Ненастоящий двойник существует не в самом изображении, а рядом с ним, и сразу пропадает, если бесхитростно посмотреть в упор. Вот оно. Вроде бы ты, а вроде и не ты, - какое-то ряженное чучело. А может наоборот, - ты чучело, а там настоящая жизнь. Сейчас налюбуется на тебя и скроется, а ты останешься, существуя пока не погаснет электричество.
Наступает время выхода в открытый космос, где фонари слепят, где пар изо рта, где прохожие в шубах словно пингвины, где собаки лают, чтобы согреться, где кошки гуляют сами по себе.
Вот одна из них, одна из таких, одна. Идёт задумчивая, отрешённая от суеты, и лапки у неё красивые, и нос чёрненький, и глазки зелёные, и хвост как у лисы, и каждое пятнышко подобрано, и вся она такая настоящая, что плакать хочется. А тут, откуда ни возьмись, торопливый прохожий, весь озабоченный, мечтает наверстать потерянное или вернуть упущенное. В старых фильмах про войну, неизменно присутствовал солдат-красноармеец, который гнался за фашистским танком или вражеской конницей и, если сам не кричал, то кричало его лицо. 'Врёшь - не уйдёшь' - кричало. Никто и не уходил, - не смели. А здесь автобус мог уехать: декорации не те, зрители другие, и Станиславский не авторитет.
А кошка идёт поперёк (по нашим понятиям), и не догадывается, что человек суеверен. Эти неглупые звери в некоторые вещи вникать не желают, может быть именно из-за своей неглупости. Как нарочно попадаются на пути у тех, кому небезразлично, какая нога первая коснётся утром пола, в каком ухе звенит вечером, и будут ли пустыми вёдра у встречных.
Остановился так быстро, как мог. Пришлось махать руками, для равновесия на утоптанном снегу. Кошка замерла и посмотрела почти с интересом. Что она подумала звериной своей головой? Продолжалось это считанные мгновения, кошачьи дела не рассчитаны на большие паузы. Стал размахивать руками, уже не для устойчивости, а чтобы продлить обращённое на меня внимание и, может быть, избежать роковой приметы.
Шуба было толстая, с короткими рукавами и негнущимся воротником, её хозяин не увлекался физкультурой, т.е. смотреть было на что. Но животное чувствовало фальшь лучше самого лучшего режиссёра. Весь её вид говорил: 'Не верю'. Даже не оглянулась, безжалостно отрезала от автобуса и дороги домой. Оглянулся. Сзади никого, значит, никто не опередит, не присвоит неудобную примету. Получалось, и ждать нечего, и отступать некуда.
Оставалось что-то предпринять самому. Три раза плюнуть через левое плечо было несложно, на это ушло ровно три секунды. Лихорадочно напрягая память, навертел 'дули', по одной на каждой руке. Даже в рукавицах это казалось нетрудным (в детстве умел делать и по две). Дальше нужно повертеться через левое плечо. Два раза получились идеально, как 'Двойной тулуп' у фигуриста. А вот на третьем 'тулуп' расстегнулся, и фигурист выпал из произвольной программы.
Повалился в снег как Пушкин на дуэли, крикнул 'К барьеру', прицелился в прохаживающуюся неблизкую ворону. После выстрела испуганная птица улетела. Слава богу, не попал.
'Ай да Пушкин, действительно сукин сын',- сказал про себя, отбросил пистолет и стал, замерзая, смотреть в небо. Вокруг 'Война и мир', лежу израненный бомбой, вспоминаю недавно виденного Наполеона. Захотелось что-нибудь совершить, из последних сил поднялся, подхватил знамя, побежал и упал от следующего взрыва...
Горел разбитый фонарь. Из-за его неприкрытой яркости ничто в мире нельзя было скрыть, но и разглядеть, как следует, не удавалось. Встал в полный рост. Внизу всё такое маленькое, что казалось можно рукой сломать, ногой раздавить. Нагнулся, заглянул в чужое окно. Мне с детства нравилось заглядывать, только не смел. А теперь посмел. Смотрю, а там такое, о чём сказать трудно, и забыть невозможно.
Женщина, красивая как сон, сидит в кресле, ту самую кошку на руках держит, обе телевизор смотрят. А там 'Князя Игоря' транслируют. Раньше я считал себя скромным, а теперь стал 'наглый такой', открыл форточку и пропел туда между нот, но громко. 'О дайте, дайте мне ...', - пропел. И ещё другие слова, какие помнил. Красивая женщина кнопки жмёт, чтобы громкость убавить, а кошка фыркнула и лапой погрозила. Выглядело это довольно комично, но я не обрадовался, потому что, понял, - это неправильная кошка, которую нобходимо опасаться.