ИГРОК. Скажи, почему нет.
ВЛАД. Думаешь, не поверят?
ИГРОК. Возможно, ты их знаешь лучше, чем я. Одного понять не могу: почему вы все так держитесь за свой город. Что мешает вам встать и уйти из него?
ВЛАД. Я сам часто думаю об этом. Очень многие, кто уезжал, потом снова возвращаются сюда. Говорят, там для них слишком пресная жизнь. Но мне кажется, все дело в оптическом прицеле.
ИГРОК. В оптическом прицеле? Что-то новенькое.
ВЛАД. Я имею в виду, что у нас здесь чужие глаза всегда как наведенный на тебя оптический прицел. Если ты кому-то прямо посмотрел в глаза, значит, ты ему бросил вызов и жди самого жесткого ответа. Если ни на кого не поднимать глаз, то можно жить в полной безопасности. Но такого никогда не бывает. Рано или поздно самый затурканный человек решается проверить себя и окружающих. Но делает это совершенно по своей воле. Что-то древнее первобытное входит в нашу дверь, перед чем отступают все библейские заповеди, любые законы человеческого сожительства. Это и наполняет нас таким ощущением жизни, какое не может дать ничто другое. В детстве я никак не мог понять, когда читал, что львы и тигры стараются обойти человека стороной. Думал что это натяжка, что быть такого не может, пока позже не прочитал, что все звери чувствуют исходящую от любого человека энергию убийства. Лучше не скажешь.
ИГРОК. Какой ты впечатлительный, однако.
ВЛАД. А если я откажусь?
ИГРОК. Ты же знаешь, что будет.
ВЛАД. Ты не посмеешь этого сделать. Над тобой тоже есть кто-то. Дай мне больше времени. Я знаю, им самим от этого радости мало. Какой-то выход должен быть.
ИГРОК. Сколько?
ВЛАД. Год.
ИГРОК. Ого! Год терзаний и ожидания неизбежного?
ВЛАД. Пусть будет так.
ИГРОК. А возьму и соглашусь. Почему нет? Ты просто не представляешь, на что себя обрекаешь. (Встает и направляется к выходу.) Ты сам сказал: один год. (Уходит.)
МЭР. Тамара Сергеевна, мы договорились?
МАТЬ. Я забыла, как будет называться его новая должность?
МЭР. Вице-мэр по делам молодежи и правопорядка.
МАТЬ. А это точно вторая должность в нашем городе?
МЭР. По самому максимуму.
МАТЬ. Но вы понимаете, что это все равно уступка с моей стороны. А почему бы вам не отдать ему первую городскую должность?
МЭР. Я бы с удовольствием. Но, понимаете, должность мэра на три четверти состоит из всякого рода публичных выступлений: на торжественных заседаниях, презентациях, юбилеях. Ну вы можете представить своего сына говорящего похвальное слово на похоронах какого-нибудь известного мошенника и жулика?
МАЙОР. Чтобы черное выдавал за белое.
СЕРЖАНТ. Клеймил позором всех хулиганов.
МАТЬ. Разумеется, нет.
МЭР. Ну, вот видите.
МАТЬ. Хорошо.
(Глаше.) А ты что скажешь?
ГЛАША. Вы думаете, он согласится?
МАТЬ. Я не про это.
ГЛАША. Не знаю, я не очень разбираюсь в этих должностях.
НАВОДЧИК. Тамара Сергеевна, мы здесь от имени и по поручению, ну, скажем так, неформальных организаций города.
МАТЬ. Проще сказать, бандитов.
НАВОДЧИК. Ну зачем же так? Бандиты это кто занимается беспределом, мы же просто параллельная городская администрация. К нам приходят те, кто не может добиться помощи и поддержки от официальных чинов, кто хочет для себя чуть более яркой и денежной жизни.
ОРЕХ. О, расписал!
БАНТИК. Умеет.
МАТЬ (на Ксану). А это кто?
НАВОДЧИК. Последние пять лет она для всего нашего города романтическая возлюбленная вашего сына.
МАТЬ. Слышала, слышала. (Ксане). А ну-ка повернись!
Недурна. Что она хочет?
НАВОДЧИК. Вашего благословения.
КСАНА. Перестань! Я его совсем не интересую.
НАВОДЧИК. Вашего благословения!
МАТЬ. Влад ее видел уже?
НАВОДЧИК. Мельком.
МАТЬ. И что?
НАВОДЧИК. Он еще не понимает, что только женитьба спасет его от нескольких сотен озверевших поклонниц.
МАТЬ. Это разумно. Только одно условие. Мне нужны внуки.
НАВОДЧИК. Будут, обязательно будут.
МАТЬ. Вот когда будут, тогда и получит благословение.
КСАНА. Я вам что, крольчиха?
НАВОДЧИК (Ореху). Уйми ее.
(Матери.) Ну так как?