Я продолжил свой рассказ о встрече с Дэдэ, о том, как он привел меня в свой дом и что он знал того старика из Стамбула. Меня мучило любопытство по поводу этого старика с того самого дня, когда Хамид привел меня на встречу с ним, и теперь мне показалось, что пришло время задать вопрос о нем.
— Я все думал, спросишь ли ты, наконец, о нем, — сказал Хамид. — Но это на самом деле не имеет значения. Главное, что он принял тебя, и это показало мне, что несмотря на твои мысли и трудные времена, которые ты пережил в пансионе, тебе позволяют перейти на следующую ступень. Даже если я назову тебе его настоящее имя, станешь ли ты больше знать о нем? Позволь только сказать, что он человек великого знания. Он был рад за тебя, рад, что смог еще раз послать тебя к Мевлане. Он знал, что твои намерения и мотивы освободятся, наконец, от любых амбиций и предвзятых мыслей о том, что может повлечь за собой этот визит. Если бы твои мотивы не были ясными, ты бы не встретил Дэдэ, который смог обеспечить тебе отдых и комфорт, столь нужные тебе. Он не пришел бы, если бы тебя не принял Мевлана, поскольку любовь Дэдэ к Мевлане позволила ему точно знать, где ты находишься и было ли позволено тебе перейти на следующую ступень твоего путешествия.
Вот теперь ты действительно находишься в начале. Мне жаль, что это было такое трудное для тебя время. Это была не моя прихоть, но ты пришел с таким количеством мыслей об этом пути и о том, что, по твоему мнению, ты хотел, и что, как ты думал, было бы полезно для тебя, что для меня не оставалось иной возможности, кроме как устроить для тебя все возможные обстоятельства, чтобы заставить тебя делать то, что нужно. Поскольку ты действительно хотел знать, то можно было устроить для тебя несколько сцен, в которых бы ты исполнил роль, каждый раз узнавая еще немного.
Нам еще о многом надо поговорить сегодня. Но сначала давай выпьем еще немного кофе и поедим что-нибудь. Ты, должно быть, голоден после поездки.
Мы оба рассмеялись, когда он поставил на стол банку черных оливок, приправленных лимоном и мятой.
— Они ждали тебя, — сказал он. — Я приготовил их, когда ты только приехал ко мне, а потом плотно закрыл крышку. Они должны быть великолепны. — Он подмигнул мне и положил несколько оливок в мою тарелку. Мы ели их с черным хлебом и сыром, и с салатом, приготовленным из латука, помидоров с укропом.
Когда мы закончили есть, я задал Хамиду первый пришедший мне в голову вопрос: — Хамид, а девушка все еще здесь?
Он строго посмотрел на меня, и в какой-то момент я подумал, что он опять начинает сердиться: — Да, она здесь. Она в своей комнате.
— Она оказала на меня огромное влияние, хотя я мало виделся с ней. Я никогда не встречал девушек похожих на нее — она для меня полная загадка.
— Когда ты приехал сюда в первый раз, — наконец, произнес он, — я не хотел, чтобы ты отвлекался на нее; но теперь пришло время поговорить и выяснить все, что осталось непонятым за время нашего совместного пребывания.
Я уверен, что ты понял, что мы приближаемся к концу этой ступени нашего совместного путешествия. Завтра ты уедешь в Англию. Не пугайся и не печалься — для этого нет причин.
Я не смог ответить сразу хотя я догадывался, что скоро уеду из Турции, слова Хамида оказались для меня большим потрясением. Неожиданно я почувствовал, что не смогу вынести разлуку с ним. Как и обычно он, казалось, ЧИТАЛ МОИ МЫСЛИ.
— Ну, подумай же, — сказал он. — Разве ты забыл, что Его, Того, кого ты ищешь, невозможно отыскать в мире формы? До тех пор, пока ты не запомнишь это, ты всегда будешь разочарован, — он ласково улыбнулся, откинувшись на спинку стула. — Ты спрашивал о девушке. Ее прислали ко м.не, чтобы я посмотрел, смогу ли я помочь ей чем-нибудь. Она была очень больна, как ты мог видеть, и долгое время она была поглощена этим мотком шерсти. Врачи в Англии не смогли помочь ей. Я расскажу тебе ее историю, но я надеюсь, что ты не забудешь поискать истинное значение, которое скрывается за внешней стороной вещей. Она пострадала оттого, что зашла слишком далеко без должной тренировки. Стремясь быть узнанной и тем самым освободиться, она обращалась к различным учителям во многих странах мира до тех пор, пока в своем рвении она не потеряла связь со своей подлинной личностью и уже не люгла снова обрести путь. Можно сказать, что она пыталась отдаться чему-то, что еще не нашла.
Есть три ступени в раскрытии Истины. Первая возможна только через признание, признание нашего исключительного Единства с Господом Мы всегда были одним целым с Ним; но чего мы желаем в глубине наших сердец, это действительное знание этого факта. Недостаточно думать, что мы знаем, поскольку это всего лишь концепция, а не знание по существу. 11ризнание означает возвращение в состояние знания, от которого мы были отделены.
Когда девушка подходит к тебе с мотком шерсти, обмотанной вокруг ее запястий, как пойманное животное, она умоляет тебя увидеть ее, умоляет тебя понять и освободить ее через признание н понимание. Но если ты еше не открыл свою подлинную личность, то как ты можешь узнать другую?
Скорее всего, девушку прислали к нам в качестве по-
Скорее всего, девушку прислали к нам в качестве посланника, как постоянное напоминание о нашей ответственности за то, что мы рождены мужчиной и женщиной, — ответственности за поиски нашей подлинной личности, чтобы мы могли сыграть свою роль, приведя других к состоянию этой великой свободы. Это вторая ступень, освобождение. Третью ступень иногда называют воскресение. Но в нашем мире пройдет много времени, прежде чем ты будешь готов понять.
Я думаю, что теперь девушка идет на поправку. Мы увидим ее позже, и ты сможешь заметить изменения. Я работал с ней, чтобы помочь ей вновь сформировать матрицу ее подлинной личности. Я написал ее друзьям, и они скоро приедут, чтобы забрать ее в Англию. Они также планируют побыть у меня некоторое время, чтобы поучиться.
Хамид откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Это его действие стало для меня сигналом, что я должен стать как можно более открытым и попытаться понять то, о чем он говорил. В подобные моменты у меня создавалось впечатление, как будто я переносился в другое измерение понимания, где рациональный ум замолкал, и активизировалось какое-то другое качество, для описания которого я не мог найти слов. Когда я слушал слова Хамида, я знал, что девушка с мотком голубой шерсти не была просто еще одним печальным созданием, не способным позаботиться о себе. Она и ее страдание олицетворяли нечто гораздо большее, чем я пока был способен понять. В этот момент я увидел ее место в своем путешествии, и мое место в ее. Казалось, что каждый кусочек головоломки стал законченным, и теперь настало время сложить их вместе.
Через какое-то время я открыл глаза и увидел, что Хамид смотрит на меня. Мы сидели тихо какое-то время, а потом он сказал: — У нас осталось очень мало времени; наверно, у тебя есть много вопросов, которые ты хотел бы задать.
В это мгновение я ощутил великую печаль при мысли, что расстаюсь с Хамидом. В то же время, я чувствовал, что на самом деле испытываю страдание девушки. И казалось, что остался только один вопрос, который я хотел задать: «Почему все это причиняет так много страданий?»
— Разве я не говорил тебе: «Мне жаль тебя» ? Когда ты честно говоришь: «Я хочу безоговорочно посвятить свою жизнь служению Господу», то сначала ты сталкиваешься с болью и смятением. На ранних стадиях ты испытываешь «твою» боль или «мою» боль. Но когда мы приходим к пониманию природы избранного нами пути, мы уже больше не видим только нашу боль, но мы начинаем ощущать страдание мира, не знающего Истины. Это боль от разделения, плачь человека, желающего узнать свое подлинное единство с Господом. Но это не преднамеренное причинение страданий. Господь никогда не хотел, чтобы мы страдали, но если мы хотим полностью дойти до знания, нужно отбросить все иллюзии, оставив только ясность. Это наша собственная самонадеянность и гордыня причиняют нам боль. Чем больше мы уверены в том, что способны сделать что-то, тем меньше мы понимаем нашу полную зависимость от Господа и тем сильнее становится страдание. А ты, мой друг, особенно упрям.