Здесь Николай впервые увидал, как ребята чуть постарше его быстренько потрошили карманы лежащего. После этого они за углом курили "Беломор" и даже что-то пили из бутылки, добытой тем же способом.
Неподалеку от "Буфета" был продуктовый магазин. Тут, в основном, были женщины, хотя забегали и мужчины за бутылкой пивца и тут же его выпивали. Коля набирал здесь целые пригоршни пробок.
Следующим крупным открытием было Киш-озеро, Сколько раз случалось Николаю падать в воду с привязанных у берега лодок и с осклизлых бревен, и то, что он не утонул, можно объяснить лишь тем, что никто за ним не присматривал, никому до него не было дела. Плаванью его не учили ни тренеры, ни учителя, но еще до поступления в школу Николай умел вполне сносно плавать.
На берегу озера тоже собирались мужские компании, хлестали водку под соленый огурец и кильки, резались в карты и не скупились на крепкое словцо.
После них на берегу оставались порожние бутылки, которые ребята, шумя и ссорясь, делили между собой и тащили сдавать. Здесь же однажды под вечер Коля вместе с дружками постарше, сам не зная для чего, подполз к парочке, лежавшей между вытащенных на берег лодок. Мальчишки, затаив дыхание и вытаращив глаза, наблюдали. Кровь молотом стучала у Коли в висках.
"Это была настоящая..." - сказали шепотом ребята и добавили слово, которое он уже хорошо знал, потому что не раз слышал от пьяных, но до сих пор употреблял, не понимая смысла. И тогда все стали Колю просвещать, разъяснили, что к чему, а затем и обобщили: "Все они такие". И Коля ненароком подумат о матери, о гостях с бутылками и небритыми лицчми на маминой подушке,
Настала осень с яблоками и сливами. Единствен, - йая старая яблоня на их дворе стояла без плодов, поскольку росла не за оградой и ребятня еще среди лота обрывала мелкую завязь. А в садах за заборами грели на солнышке свои желтые и розовые бока сочные яблоки. Что такое забор по сравнению со страстным желанием запустить зубы в спелый плод? И почему такая несправедливость - у кого-то есть, а у него нет?
Ишь, частники, кулачье! Он слыхал подобные рассуждения от тех. у кого яблонь не было.
Во время очередной акции по справедливому перераспределению земпых благ все огольцы как-то внезапно испарились, а Коле пришлось отчаянно брыкаться в руках здоровенного детины.
- Ах ты, щенок! Это кто же тебя красть научил?
Говори, кто были остальные? Говори, не то сейчас - в милицию!
Тогда он был еще новичок в подобных передрягах и с перепугу выложил все, что знал о товарищах, а на другой день на улице его окружила ватага ребят. Лица у всех злые, кулаки сжаты.
- Сейчас мы из тебя сделаем котлету! Предатель!
Всамделишной котлеты из него не сделали, тем не менее столь основательно Колю отлупили впервые в жизни. Но не так он страдал из-за рассеченной губы и расквашенного носа, как из-за гнусного слова "предатель", презрительно процеженного сквозь зубы.
Дом и мать влекли его все меньше и меньше. Что интересного дома? Иногда по воскресеньям приходили поболтать мамины подруги с работы. Разговор бывал об одном: кто в их цехе собирается замуж, а кто разводится, которая "много о себе понимает" и которая "своя баба". Еще они листали растрепанные журналы мод; с их страниц щурились тощие девицы, нелепо растопырившие ноги, будто они лезут по склону оврага. После этого начинались нудные жалобы на то, что в магазинах не достать ничего нарядного, что у нас, мол, жалкая богадельня, а вот там... Далее следовал тяжкий вздох. Вот в Париже женщины могут одеваться, не чета нам... Если кто-то приходил в новой кофточке или платье, то остальные непременно примеряли обновку на себя. Они вертелись перед небольшим зеркалом и рассуждали, где надо бы "забрать", а где "выпустить".
Еще хуже бывало, если приходили дяди. Николаю сразу вспоминались те двое между лодок, и он удирал в свой мир, на улицу.
При виде того, как другие мальчишки отправляются с отцами на рыбалку или поджидают их на дворе и отцы хватают сыновей под мышки и, весело хохоча, подбрасывают вверх, частенько становилось грустно и одиноко. Он отворачивался и угрюмо бубнил себе под нос: "Подождите, еще и ваших пап сграбастают".
Совсем незаметно подошел тот день, когда впервые надо было пойти в школу. Мать вспомнила о нем буква чьно в последнюю минуту. Она принарядила Колю, сунула в руки новенький жесткий портфель и, проводив до дверей школы, побежала на работу.
В классе он встретил кое-кого из товарищей по проказам. Сбившись в кучу, они делились последними новостями, а один незнакомый мальчишка, с круглым одутловатым лицом, шнырял вокруг и прислушивался.
- Ты чего шпионишь, мопс несчастный! - прикрикнул на него Коля.
Как только вошла учительница, толстяк мигом поднял руку.
- Можно мне сказать, можно мне сказать? А вон тот обозвал меня мопсом, - нажаловался он на Колю.
Учительница поинтересовалась, где Коля научился таким некрасивым словам, и велела попросить прощения за грубость, а маленький ябеда стоял и торжествующе улыбался.
Коля искренне недоумевал. Что он такого сказал?
И с какой стати просить прощения? Неужели учительница взяла под защиту мордастого предателя? Остальные ребята окружили их, в том числе и Колины друзья. Они стояли и ждали, даже кое-кто из мамаш, пришедших вместе со своими чадами, подошел поближе. И чтобы он тут перед всеми унизился, чтобы товарищи потом осмеяли его и всем растрепали, как Колька струсил, испугался какой-то старой тетки, пусть даже учительницы?!
- Чего ты пристала, старая ...! - Коля, не задумываясь, произнес слово, употреблявшееся посетителями "Буфета" и дядьками на берегу озера, если речь шла о женщинах.
Учительница так и шарахнулась о г него, лицо ее вмиг покраснело, как спелый помидор, класс на мгновение оцепенел в ужасе, потом по нему пролетел шорох. Постояв некоторое время, Коля опустил голову и словно бычок бросился к двери, отпихнув локтем толстого ябеду. Так началась для него школа.
На улице дела шли значительно лучше. В драках с мальчишками он научился не только молча сносить боль, но и с успехом давать сдачи противнику. Все счеты он сводил без задержки и в долгу ни у кого не был. Мало-помалу боевые качества выдвинули его в вожаки. Однако положение вожака налагает и обязанности. Теперь ему приходилось сводить не только свои счеты с обидчиками, но и помогать товарищам. Все чаще его матери то в гастрономе, то прямо на улице доводилось слышать, что сынок у нее драчун, забияка да к тому же и матерщинник. Мать потом награждала его затрещинами и обзывала дикарем, из которого ничего путного не выйдет. Но все это он не раз слышал и от других.
"Отец был обормот, и сын в него, ничего удивительного".
"А много ли он видел хорошего-то? От него и ждать хорошего нечего!"
"Все они -бандиты, от таких лучше подальше".
Для них он был отбросом, подонком, ничем.
Коля, в свою очередь, держался подальше от тех, кто так говорил, ото всех, у кого были фруктовые сады, чьи родственники не сидели по тюрьмам, чьи дети приносили домой табели успеваемости с хорошими отметками. Но ему очень хотелось показать всем этим .чистоплюям, где раки зимуют!..
Однажды Коля с дружками, как всегда, стоял в воротах и наблюдал за улицей. Вот приближается мальчуган; в одной руке у него сетка, в ней молочные бутылки, другая зажата в кулачок. Все ясно - мать послала в магазин, наказала не потерять деньги. "Не вздумай, малый, удирать - не поможет!" Коля пошел с ним рядом и приказал шепотом: "Теперь дай сюда руку! Так... - И он спрятал теплый, смятый рубль себе в карман. - А дома скажешь, потерял. Понятно?"