- Будет не будет, но тут-то какой был кешер [Кешер - еда, продукты]!
Сам лучше бы срубал, - сокрушается Бамбан.
- Когда точно юза даем? - спрашивает Цукер.
- Жук сегодня все скажет.
- Носа придется оставлять здесь.
- Что поделать. Быстро завалился. Ну и хорошо, пайка теперь меньше, а Нос жрать здоров.
Вдруг они вздрагивают и испуганно глядят в угол где притаился Валдис. У него от вздоха зашуршало спрятанное за пазухой письмо. Кулиса до пола не достает, и Цукер замечает ботинки стоящего.
- Там кто-то есть, - сдавленным голосом говорит он и протягивает трясущийся палец.
- Коцы колониста, - шепотом отвечает Бамбап и, отступив немного, отрывисто приказывает: - Вылезай!
Валдис выходит из укрытия.
- Ах, это ты! - растягивая слова, говорит Бамбан. - За нами лягавишь, мокрятник? Кто подослал?
- Никто, - говорит Валдис.
- Не крути шары! - рычит Бамбан. - Слыхал, про что мы говорили?
- Слыхал.
Цукер с Бамбаном переглядываются. Ни тот, ни другой не знают, как теперь следует поступить. Бамбан выхватывает небольшой нож, в тот же миг Валдис хватает за ножку табурет и замахивается. Стоит и смотрит. Сделав шаг вперед, останавливается и Бамбан. В коридоре слышны голоса и шаги. Нож исчезает, Валдис опускает табуретку.
- Жук пусть решает, - говорит Цукер Бамбану и, вытянув вперед челюсть и перекосив все узкое, как бы приплюснутое с боков лицо для придания ему наистрашнейшего выражения, шипит сквозь зубы: - Про то, чего слышал, никому ни слова! Иначе - могила!
И они с Цукером мгновенно убираются со сцены.
* * *
Валдис работает в малярном цехе. Он расположен отдельно от механических мастерских, рядом с отделом техконтроля и складом готовой продукции. В перерывах он старается держаться поближе к мастеру и ребятам, чтобы не остаться одному и избежать предстоящего разговора или чего-нибудь похуже, но Зумент подходит к нему, ни от кого не таясь, дружески кладет руку на плечо и предлагает отойти в сторонку.
- Я далеко не пойду, - говорит Валдис.
- А далеко и не надо, - миролюбиво говорит Зумент. - Не пугайся загодя!
- Я не пугаюсь.
- Ты парень не из трусливых. Я тебя еще в этапе заметил. Люблю таких. Сразу видать, за мокрое дело сидишь.
Валдис пропускает похвалу мимо ушей.
- Случайно подслушал или кто поднатырил? - Зумент бев перехода делается жестким, в голосе слышится угроза.
- Случайно. Они сами на меня наскочили.
- Так я и думал. Растрепались, как бабы, а потом со страху чуть не наложили в штаны и бегом ко мне оправдываться. Ладно, раз узнал, так знай. Все, как они говорили, так и есть! - сегодня ночью мы этому пансионату скажем гуд бай. Хватит тут мантулить за корку. Ну, а ты что?
- Ничего. Дело ваше.
- Иностранный язык знаешь какой-нибудь? - неожиданно спрашивает Зумент.
- Английский, но неважно. - Вопрос несколько сбивает Валдиса с толку. При чем тут вдруг иностранный язык?
Зумепт стоит, засунув руки в карманы, и думает.
Поднимает голову, испытующе смотрит на Валдиса и опускает глаза.
- Экзамен сдавать не придется. Понимаешь, мы ведь по-заграничному ни бе ни ме. - И тогда, решившись, нахмурив лоб, шепотом говорит: - Давай вместе завьемся. Вместо Носа.
- Куда?
- Потерпи. Уйдем за забор - узнаешь.
- А если я не соглашусь?
- Дурак будешь. Силой не потянем. Но в таком случае постарайся забыть, что у тебя во рту есть язык.
- Я подумаю.
- Подумай, подумай, только не тяни резину.
Ночью сразу после первого пересчета подрывай из отделения вместе со мной.
Зумент поворачивается и уходит. Валдис возвращается в малярку.
Пульверизатор в его руках жужжит, словно оса, и в помещении стоит белесый туман, едко пахнущий ацетоном. Вначале, несмотря на вентиляцию, по вечерам трещала голова, тошнило и в ушах звенели колокольчики, но все это давно миновало. Ацетоновый смрад стал привычным.
Работа однообразная, но Валдису доставляет удовольствие смотреть, как грубые и нескладные металлические части на глазах у него превращаются в блестящие свежей краской, чистенькие электронасосы. В этом есть что-то от волшебства, а он, Валдис, - волшебник, легким мановением руки с серебристым пульверизатором покрывающий тонким слоем нитроэмали темное железо, завершающий труд, начатый токарями, слесарями и сборщиками. Именно ему приходится ставить последнюю точку и видеть воочию результат общих усилий. Когда насос покрашен, остается стереть тряпкой солидол, которым предварительно была смазана черная металлическая табличка, на которой выбиты название машины, номер и дата изготовления. В углу на табличке стоят буквы "ТКН" - трудовая колония несовершеннолетних. Несовершеннолетние работают неплохо, спрос на насосы велик. Недаром так часто прибегает в малярку начальник производственного отдела, крепкий мужчина с одутловатым красным лицом. "Ну, сколько сегодня?" - спрашивает он и, не дожидаясь ответа, самолично пересчитывает, шевеля губами, готовые насосы. Сколько бы их ни стояло на железном полу, ему всегда мало, и он, недовольно проворчав: "Всего-то!" - вылетает в дверь и бежит организовывать и проталкивать, бранить и "принимать меры".
Сегодня раздумья Валдиса безрадостны, и работа не доставляет удовольствия. Рука движется механически, а голову заполнила гулкая и нежданная пустота. То, о чем он раздумывал бессонными ночами в камере следственного изолятора и в спальне отделения, 0, - зем мечтал, глядя на ограду зоны, внезапно само далось в руки. Можно подумать, кто-то подслушал его тайные помыслы и, зная, что Валдису одному с этим не справиться, подослал Зумента. Пути и способы, как преодолеть рубеж между "здесь" и "там", нашли за него другие и все решили. Остается лишь дать согласие, и сегодня же ночью он станет свободным. Не будет больше ни часовых, ни запретной полосы, ни серой ограды в несколько метров высотой, что отсекает взгляд от остального мира. Валдису уже щекочет ноздри аромат хвои, он слышит журчанье ручьев по камушкам. Это ощущение порождает дивную легкость, и кажется - жужжит вовсе не пульверизатор, а собственный мозг. В голове бьется, пульсирует одна мысль, одно слово - "бежать", и Валдис больше не в силах от нее отделаться, управлять ею. "Бежать" стало больше него самого, овладело им, заставляет дрожать пальцы мелкой дрожью и сушит во рту. Надо все взвесить, попытаться спокойно обдумать, чтобы действовать разумно и хладнокровно, но мозг не подчиняется и знай шурует: "Ты можешь бежать, бежать, бежать".
Заканчивается работа, проходит ужин, раздается сигнал на вечернюю поверку, но Валдис все никак не справится с собой. Мешают шум и суета вокруг. Наконец долгожданная койка. Постепенно затихают шепот и смех, очередной обмен мнениями на тему, как ограбить промтоварный магазин, и настает тишина.
"Спокойно!" - шепчет сам себе Валдис, некоторое время лежит, стараясь ни о чем не думать, потом кладет руки под голову и с облегчением ощущает, что дрожь и хаотическая завируха мыслей в голове унимается.
И начинают вылезать один за другим разные во-"
просы. Поначалу они сталкиваются и как-то перекрывают друг дружку, но потом выстраиваются в шеренгу рядом с кроватью, незримые, но отчетливо ощущаемые, молчат и требуют ответа.
"Кто они, с кем ты собираешься бежать?"
"Чем ты с ними станешь?"
"Что тебе даст твой побег?"
"Чего ты лишишься?"
Валдис думает, думает... "До Зумента и его компании мне нет никакого дела; они только помогут выйти мне на свободу". Но это еще не ответ, и Валдис вскоре вынужден признать: "Они мне чужды и омерзительны".
"Если они тебе чужды, значит, тебе с ними не по пути. Они будут по-прежнему воровать и грабить, а ты-то этого делать не станешь".
"Мне бы только выбраться за ограду. Там, в темноте, от них оторвусь и поминай как звали".
"Номер не пройдет. Они с тебя глаз не будут спускать. А если даже и перехитришь их, то станешь ли свободен? Это будет фальшивая свобода. Неужели теперь, когда на полочке под картоном лежат Расмины письма, ты все еще хочешь пойти этим путем?"