Тяжелые облака, казалось, опустились еще ниже. Девочка смотрела, как они плывут в отражении в воде, присев на корточки возле большой лужи. Ветер трепал ее волосы, выбившиеся из-под шапки, и заставлял воду в луже покрываться рябью. Покрасневшими от холода пальцы отщипывали кусочки от прошлогодней травы. Девочка бросала их на воду и смотрела, как они словно маленькие кораблики плывут по волнам и прибиваются к грязному берегу. Это занятие прервало бурчание: желудок настойчиво требовал еды. Девочка посмотрела в сторону дома. На кухне горел свет.
– Наверное, едят наше с мамой варенье, – пробурчала она и шмыгнула покрасневшим от холода носиком.
Девочка еще немного побродила возле дома и обреченно поплелась к подъезду. Поднявшись на пятый этаж, она подошла к двери квартиры и подергала за ручку. Дверь была заперта. Девочка чуть сильнее подергала за ручку. В ответ тишина. Малышка в нерешительности переменилась с ноги на ногу, потом затаив дыхание, легонько постучала кулачком в дверь и прислушалась – за дверью было тихо.
Девочка подошла к двери квартиры напротив и стала дергать за ручку. Но и эту дверь ей никто не открыл.
– Тетя Клава! Тетя Клава! Откройте! – никто не откликнулся на крик.
Ребенок так и остался стоять в тишине коридора. Губы ее задрожали, а из глаз полились ручьи слез. Шаркая ногами по полу и вытирая рукавом нос, она дошла до двери своего дома и села на коврик.
– Ма-мо-чка, мамочка, – плачь прервал хриплый кашель.
-–
На лестничной площадке появилась пожилая женщина с дорожной сумкой в руках. Она подошла к квартире и уже собиралась открывать дверь, но застыла с ключом в руке, услышав за спиной шорох. Она обернулась и увидела на коврике под дверью напротив, лежащего, свернувшись калачиком, ребенка.
– Господи! – воскликнула женщина, – Что ж это такое?
Она, поставила сумку и подошла к ребенку.
– Что случилось?! Где твои родители?! – спрашивала она, склонившись над девочкой, но та никак не реагировала, только шумно и хрипло дышала. Ее глаза были закрыты, щеки почти бордовые. Женщина потрогала ее лоб, на котором выступила испарина.
– Бедная моя, ты же вся горишь! Полпервого ночи, где их черти носят! – возмущенно кричала женщина. Она забарабанила в дверь. Дверь, конечно, никто не открыл.
Женщина посмотрела на ребенка и побелела. Ноги и руки девочки дергались, голова откинулась назад, в открытых глазах не было видно зрачков, только белые глазные яблоки. Женщина кинулась к ребенку. Упав на колени, она растерянно прижала девочку к себе. Та продолжала дергаться. Женщина сквозь слезы посмотрела на свою дверь, которую не успела отпереть. В замочной скважине торчал ключ. Она аккуратно опустила девочку обратно на пол, стянула шапку со своей головы, трясущимися руками подложила ее под голову девочке и кинулась к своей двери. Отперев дверь, она вернулась за малышкой. Со стоном подхватила девочку на руки и, прижимая ее к себе, тяжело дыша, почти вбежала в квартиру.
Уложив ребенка на диван, женщина попыталась разогнуться, но, застонав от боли, схватилась за поясницу. Полусогнутая она доковыляла до телефона. Одной рукой все еще держась за поясницу, она стала набирать дрожащими пальцами 03.
– Але! Скорая?! У ребенка судороги! Девочка… примерно пять лет. Улица Заводская, дом 20, квартира 50.
Женщина положила трубку и поспешила к дивану, где с запрокинутой головой, все еще дергая ногами и руками, лежала девочка. Женщина сняла с нее шапочку и погладила грязные спутанные волосы малышки.
– Держись, девочка моя… скоро приедет доктор и сделает тебе укольчик, и все будет хорошо, – утишала она то ли девочку, то ли себя.