Таран хотел было продолжать диспут, но Илья Куклев сказал:
- Ладно. Мы тут с Борисом подождем.
На том и порешили.
Жора, Николай и Таран, накинув халаты, двинулись вверх по широкой лестнице.
Хирургическое отделение занимало весь второй этаж, и шестнадцатая палата находилась в самом конце коридора. На высокой белой двери виднелся синий стеклянный квадратик с цифрой "16". Жора, не стучась, уверенно распахнул дверь. За ним вошли Николай и Rаран.
В небольшой, очень светлой, вызолоченной последними лучами солнца комнате стояло четыре кровати. На одной из них, у окна, лежал светловолосый паренек, возле него сидели двое ребят и девушка. Таран бросил на нее восхищенный взгляд.
- Юрка, приготовься, - торжественно объявил Жора. Представители трудящихся Заводского района хотят тебя приветствовать за отвагу и геройство, проявленное...
- Жора Наседкин в своем репертуаре, - насмешливо сказал плотный румяный паренек в сером костюме и красной тенниске, выглядывавших из-под халата, - Андрей Рогов, - просто добавил он, протягивая руку Николаю.
Ребята познакомились.
Второго парня, очень высокого и худого, в сером с черными полосками заграничном джемпере и пестром галстуке, звали Валерий Гельтищев.
- Марина, - с улыбкой представилась девушка.
Она была хороша собой - черноволосая, стройная, с ярким румянцем на нежных щеках и большими темными и ласковыми глазами. Синяя вязаная блузка туго обтягивала ее высокую грудь.
Николай, пожимая руку Назарову, сказал:
- Мы, конечно, никакие не представители. А так, покомсомольски зашли проведать. Хороший вы пример нам дали...
- Ну что вы... - смущенно отозвался больной. - А вообще очень рад.
- Нет, не что вы! - горячо вставил Таран. - Мы еще в нашей заводской многотиражке об этом деле напишем.
- Юра, тебя ждет мировая слава, - иронически заметил Гельтищев.
Андрюша Рогов метнул на него сердитый взгляд.
- У тебя дурацкий тон, - резко сказал он. - Печать большая сила. Сам редактор, понимать должен.
Гельтищев снисходительно усмехнулся:
- У нашей газеты другое предназначение. За это нас, как известно, и преследуют.
- Преследуют? - вскипел Андрюша. - Не публикуйте глупых статей!
- Мыслить оригинально не значит мыслить глупо.
- Иногда значит! Один девиз ваш чего стоит: "Я мыслю, следовательно, я существую!" Сплошной идеализм разводите! Тоже мне Декарты двадцатого века!
- А что за газета такая? - поинтересовался Николай.
Андрюша досадливо махнул рукой.
- Да наша, факультетская. Вот доверили им, - и сердито прибавил: - Ленина читать надо!
- Не меньше тебя читал, - отрезал Гельтищев.
- Ну, об этом мы еще поговорим. И не здесь, а на бюро. Надо в конце концов оргвыводы делать. А то нашли себе, понимаете, трибуну! Воду мутить!
Гельтищев иронически усмехнулся и поправил галстук.
- Полная демократия, значит, и свобода слова? А между прочим, можно было бы с вами поспорить, к примеру, о так называемом идеализме.
- Долго спорить не пришлось бы! Поповщина сейчас не в моде!
- С ней в космос не полетишь, - авторитетно вставил Таран, вспомнив бесконечные рассказы Коли Маленького. - И другие миры не откроешь.
Присутствие хорошенькой девушки явно вдохновляло его.
Андрюша обрадованно подхватил.
- Слыхал? Это тоже не последний аргумент. Они, - он кивнул на Тарана, - умеют спорить. Народ там знающий и зубастый. Я как-то был у них на собрании, отчет в "Ленинскую смену" писал.
- А я в этой газете ваши стихи читал, - улыбнулся Николай. - Про любовь. Здорово написали.
Андрюша покраснел и украдкой бросил взгляд на Марину.
- Это так, первые опыты, - смущенно ответил он.
- Скромность украшает человека, - засмеялся Жора.
Андрюша зло прищурился.
- Много ты в этом понимаешь!
- А я во всем понимаю. Специальность такая.
- Мы твою специальность знаем!
- Андрей, что ты сегодня такой воинственный? - улыбнулась Марина. - Лучше стихи нам почитай.
- Настроения нет.
- Скажи, - обратился Николай к Юре Назарову, - кто тебя ножом-то ударил?
- Не знаю я их. У одного только кличку слышал - Уксус. Вот он и ударил.
- Узнаешь его?
- Еще бы! Длинный такой, в ковбойке.
- А больше никого не запомнил?
- Больше... - Юра задумался, - рыжий такой еще был. Щека дергается. Тоже кличка у него есть, забыл только какая.
Николай и Таран внимательно слушали.
- Всего-то их много было? - спросил Таран.
- Человек пять, один совсем пацан, лет четырнадцати. Все там разгрохали, гады. И еще предупредили: заведете опять шарманку, не такой бенц устроим!
Юра неловко повернулся и сморщился от боли.
Марина сочувственно спросила:
- Болит, да?
- И дернула нелегкая связываться! - беспечно вздохнул Жора. - Вот уж верно про тебя врач сказал: "Жертва собственной неосторожности".
Николай сухо произнес:
- Заяц он, этот врач.
- Верно! - с энтузиазмом подхватил Андрюша.
- А по-моему, всегда надо трезво взвешивать обстановку, - сказал Гельтищев, снова поправляя галстук. - Пять против одного - это много.
Но тут опять вмешался Андрюша, и снова разгорелся спор.
Вскоре начали прощаться.
Спускаясь по лестнице, Таран мечтательно произнес, кивнув на шедшего впереди Гельтищева:
- А мировой свитер на этом парне.
- Могу достать, - охотно отозвался Жора.
- Монета будет, так и сами достанем, - отрезал Таран.
В вестибюле Илья Куклев не спеша говорил Борису:
- ...А резец надо затачивать под другой угол. Потому скорость на таких оборотах пульсирует. Опасный момент создается.
- Ну что, заждались? - спросил, подходя к ним, Таран.
- Вы бы еще два часа там сидели, - проворчал Куклев, вставая.
Гельтищев и Жора ушли вперед.
У гардероба Андрюша задержал Марину.
- Ты спешишь?
- Пока нет.
- Почему пока?
- Потому, что уже семь, а в восемь мне надо идти в гости.
- Каждый раз ты куда-нибудь спешишь, - с обидой сказал Андрюша.
Марина мягко взяла его под руку.
- Неправда. Ведь ты сам знаешь, что неправда.
Ее большие темные глаза смотрели на Андрюшу с ласковым упреком, и он честно признался: