— Привет, Кирилл! — она приоткрывает ресницы, при свете Солнца её глаза просто насыщенно зелёного цвета, почти нормальные, вот, только зрачки вытянутые как у дикой кошки.
— Привет, Катюша. Вот, оправа, как тебе?
— Вполне прилично. Сколько?
— Слушай, тебе уступлю, — шёпотом говорит фарцовщик, — сто двадцать пять рублей.
— Офонарел.
— Чистая Италия! — возмущается он.
— За восемьдесят возьму, — Катя специально смотрит ему в глаза.
Парень отступает, бледнеет, затем радостно улыбается:- Знаю, это контактные линзы, недавно появились, очень клево! Где достала?
— Да, пошёл ты! — с разочарованием ругнулась Катя.
— Хорошо, за сто двадцать отдам, — вздыхает фарцовщик.
— Сколько у тебя? — оборачивается ко мне Катя.
— Пятьдесят наскребу.
— У меня шестьдесят. Нет, эти оправы нам не подходят, — Катя разворачивается, чтоб уйти.
— Подожди, — хватает за руку фарцовщик, — сто пятнадцать.
— Ты что, глухой? Не слышал, у нас на двоих сто десять рублей.
— Нет. В убыток мне будет, — вздыхает парень.
— Как знаешь, — Катя берёт меня под руку и тащит прочь.
— Катя, может, я наскребу ещё пять рублей.
— Идём! — тащит меня прочь.
— Эй, ребята! — слышим возглас фарцовщика.
Останавливаемся, ждём, когда он подойдёт.
— Давайте сто десять, — вздыхает так, что его едва не выворачивает.
Отходим в сторону, Катя достаёт зеркальце, одевает очки.
— Невероятно, всю жизнь о таких мечтала! На вот, — протягивает мне пятьдесят рублей.
— Не понял?
— Чего тут понимать, у меня с собой сотка.
— Развела парня, — улыбаюсь я.
— Как сказать, при любом раскладе он в наваре остался.
— Что сегодня будешь делать? — любуюсь её лицом, оправа, словно специально для неё подобранна.
— Эдик звонил, — опускает лицо.
— Понятно, — что-то вроде ревности кольнуло в сердце.
— Могу не идти.
— Почему же, напарница, иди, — сухо говорю я и неожиданно вспоминаю Стелу. В сердце вспыхивает печаль и тоска — скорей бы в Москву.
— Тогда, пока, Кирилл, — несколько разочарованно тянет Катя.
— Пока.
— Вечером опять все собираются. Прейдёшь?
— Вероятно. Сейчас меня в КГБ вызывают.
— Верно, весточка от шефа, — догадывается Катя.
— Очень может быть, — соглашаюсь с ней.
— О разговоре доложишь, — неожиданно говорит она.
— Пока, Катя! — фыркаю я.
Девушка передёргивает острыми плечами, уверенно уходит. Долго провожаю взглядом. Метров через десять она спотыкается, оборачивается, показывает кулак, улыбается до ушей, я тоже улыбаюсь.
Комитет Государственной Безопасности располагается на улице Ленина, рядом с кинотеатром Украина. Здание мощное, суровое и загадочное. Мало кто знает, что происходит за его стенами.
Стою напротив внушительной двери. Изредка выходят сотрудники, как один в костюмах, в плащах, в строгих шляпах. За версту можно понять, они служат в КГБ.
Все без исключения окидывают меня внимательными взглядами, уходят прочь, и растворяются в толпе.
Тяну дверь на себя, тяжёлая, требуется усилие, чтоб её открыть. Захожу вовнутрь, по бокам казённые столы, за одним из них сидит подтянутый немолодой сотрудник, короткие седые волосы аккуратно зачёсаны назад, одет в неизменный серый костюм. На столе лежит журнал и чёрная авторучка. Он прицельно смотрит на меня, слегка робею, подхожу.
Я второй раз жизни здесь, но ничего не изменилось с тех пор, словно время забывает идти в этом месте, даже этот сотрудник похож на того, которого я видел в далёких шестидесятых.
Как-то раз, на Максимовой даче, я ещё был совсем молодым, учился или в третьем или в четвёртом классе, родственники отмечали какой-то революционный праздник. Так вот, разогретые, подогретые гости вышли за забор, покурить, поговорить о правильной политике нашей партии. Я, естественно, лазал по земляным кручам, собирал осколки от бомб, в то время вся севастопольская земля была ими усыпана. Возле молчаливого трактора обнаруживаю снаряд от миномётной установки с повреждённой боеголовкой, сейчас я понимаю, стоило, просто правильно на неё дунуть и она б взорвалась, но тогда, мне было жутко интересно. Хватаю её за хвостовое оперение, тащу на дачу, ко мне подходит мой двоюродный дядя, в прошлом танкист: «Ну-ка, что это у тебя? Забавно», — берёт её из моих рук. «Вот, что мы сделаем», — хитро улыбается, — «положим, её под гусеницу трактора, поедет, так рванёт, вот смеху будет!»
Даже я, в ту пору несмышлёныш, пугаюсь последствий.
— Ерунда, — замечает мой испуг дядя, — гусеницу разворотит, ну, оглушит тракториста слегка, может осколками чуток посечёт, не убьёт.
Он подсовывает снаряд так, чтоб его не было заметно, и маскирует сухими листьями. Шутником мой дядя был. Жаль, в последствие его полностью парализовало, и через десять лет тихо умер.
Всю ночь я не спал, всё переживал за тракториста. Встал рано, чтоб приехать на Максимову дачу до рабочего дня, звоню другу, тому самому Эдику, что сейчас с Катей завёл отношения, он моментально соглашается ехать. Эдик, вообще, любитель всего экстраординарного, и сейчас такой же остался.
Приехали вовремя. Тракторист капается в двигателе, мы, незаметно вытягиваем снаряд, кидаем в сетку, и бегом на автобус. Предвкушаем, вот, сдадим в милицию, и нам объявят благодарность, может, в газете Слава Севастополя напечатают.
Вот так ехали в толпе, иной раз роняли на пол, но, обошлось. Приходим в милицию, показываем дежурному боеприпас. Тот аж присвистнул, брать боится. Затем в лице появляется лукавое выражение: «Вот, что, ребятишки, отнесите его в здание напротив». Тогда мы не знали, что это КГБ.
Заходим в эту самую дверь и, хрясть, на стол дежурному сетку со снарядом от миномёта. Я действительно помню как у того, короткие, седоватые волосы, поднялись дыбом и вопль: «Прочь отсюда!!!»
Подхожу к столу:- Меня вызывали, я, Стрельников Кирилл Сергеевич.
Дежурный, изучил мой удостоверение, скользнул взглядом по спискам, звонит по телефону, затем кивает мне:- Пройдите на второй этаж, вас ждёт начальник.
Вверх ведёт широкая лестница, покрытая бархатной ковровой дорожкой. Идти мягко, непривычно, навстречу спускаются сосредоточенные сотрудники, вокруг тихо, никто не болтает по пустякам, специфика данного учреждения очевидна.
На втором этаже оглядываюсь, мне туда, подхожу к массивной двери, стучусь, открываю. Кабинет огромный, множество кресел, вдали длинный стол. Мужчина, в сером костюме, смотрит на меня серым взглядом.
— Присаживайтесь, Кирилл Сергеевич.
Сажусь, испытывая внутреннюю робость. С виду, этот человек, неприметный, невероятно спокойный, но его энергетика буквально подавляет волю.
— Не стану скрывать, пришла рекомендация из Москвы о назначении вас в штат наших сотрудников. Открываем новый отдел, должность полковничья, но, пока походите старшим лейтенантом.
— Извините, я лейтенант, — рискнул пискнуть я.
— Нет, уже старший лейтенант, — окидывает меня внимательным взглядом, — правда будете им в случае, если примите наше предложение, — добавляет он.
Сказано это было таким тоном, что мне стало ясно, такое предложение я уже принял.
— А что за отдел? — обречённо мямлю я.
— После оформления и подписке о неразглашении, узнаете.
Вот так, идти туда, не зная куда, заниматься тем, не зная чем. Оригинально.
Начальник словно читает мысли:- Это обычное наше правило, но, смею заверить, работа интересная.
— Так я, что, теперь кадровый военный? — слегка теряю дар речи.
— Почти, поздравляю вас, Кирилл Сергеевич. Я так понимаю, вы принимаете наше предложение?
— От такого сложно отказаться, — меня бьёт внутренний озноб, прекрасно сознаю, за меня всё уже решили и моё слово, ровным счётом, не имеет ни малейшего значения.
Назначение произошло стремительно, оказывается, все документы уже подготовлены. В фотолаборатории напяливаю форму, услужливо подданную одним из оперативников, и, буквально через час, уже рассматриваю удостоверение. Поверить своим глазам не могу, я старший лейтенант КГБ. Служба, которую я возглавил, смутила меня своим названием, звучит так: Отдел по борьбе с аномальными явлениями.